Роль морских сил в мировой истории

Впервые де Гишен и Родней встретились в бою 17 апреля 1780 года, через три недели после прибытия англичанина к новому месту службы. Французская эскадра лавировала в проливе между Мартиникой и Доминикой, когда с юго– востока показался противник. День ушел на маневры с целью выбраться в наветренную позицию, что удалось Роднею. Обе эскадры находились теперь под ветром островов (план 11)[132]

. И та и другая эскадра шли правым галсом, курсом на север, французы на подветренном крамболе у англичан. Родней, форсировавший паруса, сигнализировал эскадре, что намерен атаковать арьергард и центр неприятеля всеми наличными силами. Когда он достиг удобной для английских кораблей позиции, то приказал им спуститься на 8 румбов (90 градусов) всем вместе (А, А). Де Гишен, заметив угрозу для арьергарда, сделал поворот всей своей эскадры через фордевинд и спустился ей на помощь. Родней, увидев, что его маневр не удался, снова выбрался к ветру на один галс с противником, после чего обе эскадры пошли курсом на северо-восток[133]

. Позднее он снова подал сигнал к бою, за которым через час, как раз в полдень, последовал приказ (цитата из его собственной депеши) «каждому кораблю спуститься и двигаться в направлении противостоящего корабля неприятельской линии». Приказ, напоминающий старое правило боя корабль на корабль, в трактовке Роднея означал, что атакуется корабль противника, противостоявший атакующему кораблю в данный момент, а не по порядковому номеру в строю. Вот его собственные слова: «В косвенном направлении, чтобы мои головные корабли могли атаковать головные корабли центра противника и чтобы английская эскадра могла быть атакована лишь двумя третями кораблей противника» (Б, Б). Затруднения и недопонимание, последовавшие затем, проистекали, видимо, главным образом из несовершенства сигнальной книги. Вместо того чтобы совершить маневр, нужный адмиралу, головные корабли (а) поставили паруса так, чтобы достичь положения на траверзе противостоящих кораблей одинакового порядкового номера линии противника. Потом Родней отмечал, что во время второго спуска французская эскадра имела весьма растянутую линию баталии и, если бы его приказы были исполнены, неприятельский центр и арьергард были бы выведены из боя до подхода авангарда.

Видимо, имеются все основания полагать, что намерения Роднея на всем протяжении сражения заключались в том, чтобы поставить французов между двух огней, как он и утверждал. Неудачу обусловили сигнальная книга и слабая тактическая подготовка кораблей эскадры, за которую адмирал, недавно принявший командование, не нес ответственности. Но и де Гишену настолько явно бросалось в глаза скверное положение его собственной эскадры, что он воскликнул (когда английская эскадра атаковала в первый раз), что у него пропало шесть или семь кораблей. Он сообщил в письме Роднею, что если бы английские корабли последовали сигналам своего адмирала, то ему (де Гишену) пришлось бы стать его пленником[134]

. Более убедительное доказательство осознания де Гишеном грозности своего противника обнаруживается в том, что в последующих сражениях с Роднеем он не заботился о подветренной позиции. После того как его тщательно продуманные планы не осуществились, Родней показал, что обладал, помимо них, еще несгибаемой волей мужественного воина. Вступив в бой с неприятельским кораблем, он обстреливал его до тех пор, пока тот не остался без фок-мачты и грот-рея, причем с такими повреждениями корпуса, что едва держался на плаву.

Один эпизод этого сражения, упоминавшийся французскими источниками и Бота[135], который, вероятно, пользовался ими же, но не обнаруженный в английских описаниях, показывает, что французы воспринимали эту атаку как крайне серьезную. Согласно этим источникам, Родней, заметив разрыв в боевом порядке французов, возникший из– за того, что корабль, следовавший за французским адмиралом, оказался не на своем месте, попытался прорваться через этот разрыв (б). Однако капитан 74-пушечного Destin, поставил больше парусов и встал на пути 90-пушечного английского корабля.

«Действия Destin справедливо заслужили похвалу, – пишет Лаперуз-Бонфил. – Эскадра подвергалась опасности почти неминуемого разгрома, если бы не отвага де Гуампи. Таково мнение всей французской эскадры, корабля за кораблем. И все же, допустим, наша линия была бы прорвана, какие еще несчастья неизбежно угрожали бы эскадре? Разве наш арьергард не смог бы легко исправить неблагоприятную ситуацию своевременным маневром с целью занять место блокированных кораблей? Такой маневр неизбежно вызвал бы свалку, которая пошла бы на пользу эскадре, располагающей наиболее храбрыми и преданными своему делу капитанами. Но в то время, как и во время Империи, действовал общепризнанный принцип, что блокированные корабли – это плененные корабли, и это убеждение диктовало определенную линию поведения».