Роли леди Рейвен. Том 2 (СИ)

И все же вызванная на место полиция почти сразу оповестила департамент – было очевидно, что грудная клетка убитой была вскрыта отнюдь не собаками. И легкие отсутствовали. По показаниям священника убитая страдала от чахотки ещё со времен работы на фабрике.

На место происшествия прибыл как раз Тарн, и да, он увидел следы. Едва заметные, почти растворенные в фоне, если не приглядываться – можно и упустить. И это с десятикратным усилением! По его словам, отпечатки носили артефактный характер. Будто убийца просто был ходячим и при этом весьма слабеньким артефактом, и именно поэтому его следы не могли отследить запечатанные. Именно поэтому, его едва-едва улавливали амулеты.

Да, все правильно. Он же больше не маг. Он не контролирует ту магию, что просачивается в его тело. И изменения, которые происходят с ней – минимальны. Вот и получается, что ее не отследить. Как не отследить магию простенького бытового артефакта.

Я повернулась, и снова посмотрела на прихваченный у профессора шар, единожды уже послуживший для меня наглядным пособием.

Артефактный характер.

Артефакты излучают магические эманации постоянно, в отличие от самих магов. И раз Живодер на самом деле оставляет отпечатки, значит, теперь рано или поздно мы его найдем. Магические следы вымываются фоном, это верно, но если однажды нам удастся обнаружить труп достаточно быстро, то будет шанс их проследить. А еще у нас теперь есть однозначный и стопроцентный способ выяснить, является ли какой бы то ни было подозреваемый Живодером. Показания запечатанного расцениваются как свидетельские. И теперь хотя бы один человек из всего отдела может опознать убийцу если не в лицо, то по магии.

И, конечно, мне было обидно, что это не я, ужасно обидно. Но… жизнь вообще частенько несправедливая штука.

Я отложила письмо и задумалась, кусая губы, о том, под какой все же маской срывается безжалостный убийца. Он ведь был самым обычным человеком, жизнь которого рухнула в один миг с легкой руки совершившего ошибку артефактора…

Мне долго не спалось этой ночью – организм, пресытившийся отдыхом, требовал деятельности, голова, не одурманенная заклинаниями и настойками, наконец-то могла думать, чем и пользовалась. Весь дом уже уснул, а я все крутилась с боку на бок и никак не могла угомониться.

И вот тогда-то и пришел ответ на сугубо личное письмо.

Сначала мне показалось, что шорох под окном мне мерещится. Я села на кровати, прислушалась, но больше ничего не услышала. И уже собиралась улечься обратно, как с еле слышным скрипом запор на окне сам по себе выехал из пазов, и створки бесшумно распахнулись, впуская в комнату порыв холодного влажного, пахнущего грозой воздуха.

С интересом подперев щеку я пронаблюдала, как массивная черная фигура с ловкостью циркового медведя ввалилась в окно, встряхнулась, и закрыла его, двигаясь совершенно бесшумно.

– Что-то вы зачастили, ваша светлость, – не сдержалась я, пряча смех в одеяле.

Кьер вздрогнул, будто вор, застуканный на месте преступления, и тут же мне на миг знакомо заложило уши.

– Если вам так пришелся по душе наш розарий, ваша светлость, – продолжила глумиться я уже вслух, – то я вам надергаю букет и пришлю с посыльным, не стоит настолько себя утруждать!

– Да я уже… надергал, – хмыкнул Кьер, делая вид, будто стряхивает с себя колючки вперемешку с лепестками.

Я снова рассмеялась. И даже не столько на шутку, сколько от радости его видеть. Когда я писала в письме, что меня выпустили из кровати и освободили из-под ареста сиделки, я предполагала, что герцог захочет увидеться, но никак не подумала о повторном проникновении со взломом.

Кьер и в самом деле вел себя как мальчишка, и, судя по ухмыляющейся физиономии, ему это доставляло не меньше удовольствия, чем мне.

Он быстрым шагом пересек комнату, сел на кровать и, обхватив ладонями мое лицо, внимательно посмотрел мне в глаза.

– Ты до смерти меня напугала, – сообщил он, посерьезнев.

– Обманываете, ваша светлость, – я поджала губы и в ответ на недоуменный взгляд пояснила, ткнув его в грудь: – Ничего не до смерти! Ты посмотри на себя – живее всех живых!

– Эрилин! Не смешно!

Если он и хотел сказать еще что-то, то у него не вышло. Я соскучилась, а он вместо того, чтобы поцеловать лезет с нотациями. Опять бедной девушке все приходится делать самой!

И я целовала его, обнимала, чувствовала, как широкие ладони скользят по спине, как сильные руки обвивают, заключая в капкан, из которого не вырваться. И знала – он тоже соскучился, и правда перепугался, и места себе не находил все это время, и будь его воля – примчался бы ко мне, наплевав на все на свете, но он думал обо мне, и о моей репутации, и о том, что сейчас она даже ещё важнее, чем раньше. И мне совершенно не нужно было, чтобы он мне это рассказывал – только драгоценное время терять!

Я прижалась еще теснее, желая ощутить больше… и между нашими телами что-то сдавленно пискнуло.