Роман длиною в жизнь

Не знаю сколько времени я был погружён воспоминания, но звёздочка меня не тревожила, наверное, понимала, что моё молчание неспроста. Наконец, я решил прояснить ситуацию насчёт нас с Алисой:

— У нас тоже были проблемы…

Мира удивлённо посмотрела на меня. Пришлось вкратце рассказать нашу историю. Разумеется, я не стал сдавать тестя с его ультиматумом. Всё в прошлом, и глупо его ворошить. А когда закончил, звёздочка несколько минут сидела, словно в прострации.

— Никогда бы не подумала, что у вас были трудности в отношениях. Вас все воспринимали как единое целое. Вы же с детства рука об руку, как ты её чувствуешь, никто не может. Не понимаю, почему Алиса сомневалась в твоих чувствах, ты же любил её всегда и смотрел как на сокровище.

— Сомневаться свойственно всем, особенно если «подруги» подбрасывают пищу для размышления.

— Да уж, подруги могут яд сцедить, в этом они щедры, — тяжко вздохнула Мира, продолжая смотреть вглубь леса.

Был у неё печальный опыт с «подругами», теперь она очень осторожно выбирает круг общения. Не верит никому после того, как узнала, что с ней дружат только из-за состояния отца, а за глаза называют выскочкой и высокомерной сукой. Более того, одна из её бывших «подружек» клеилась к Ване, а ведь знала, что Мира неравнодушна к нему. С той поры нет у неё их, только знакомые.

— Успокоилась?

Она кивнула.

— Ром, я в норме.

— И что делать будешь? — я имел в виду Ваню.

— Жить, Ромка, жить. Другого не дано. Ты не переживай, я уже сказала, что за Ваней бегать не буду. Хотя я и не бегала вовсе, а подошла к нему после нашего поцелуя, хотела поговорить. А он… — тяжкий вздох. — Он наотмашь бил обидными словами, каждое что клинок в сердце. Так гадко я никогда себя не чувствовала. Поправка, — горько усмехнулась она, — сегодня. Я ведь всего лишь спасти его хотела, ни на что не претендуя, не навязывая свои чувства. А он сделал иные выводы, это ж надо было ему сказать: прохода не даю, жизнь в ад превратила! Да, я его люблю. Да, мне очень больно. Но это не означает, что я собиралась навязываться. Его ненависть и презрение убивают. Но я справлюсь.

— И заставишь его бегать за собой?

— Нет, Ром, у него был шанс, он его упустил. Сегодня я для него умерла.

— Не стоит так категорично. Всё наладится.

— Не нужны мне ложные надежды, от них только хуже. А насчёт умерла… Я имела в виду, что не смогу с ним общаться как прежде, да я вообще не смогу… Сведу наше общение к минимуму, мазохизмом не страдаю. Ты не думай, я его не виню, ведь сердцу-то не прикажешь. Это только моя проблема, его не стоит впутывать. А то что больно делал словами, так это он пытался уничтожить мои чувству к нему. Понимаю и не осуждаю. Ладно, пора возвращаться.

Мы поднялись с бревна и не спеша направились к коттеджному посёлку, стоило войти на территорию, наткнулись на виновника слёз звёздочки.

— Мир, — делает он шаг к нам навстречу, — нужно поговорить.

Она выставляет руки вперёд, останавливая его:

— Вань, ты не переживай, больше я тебя не потревожу. Ты захотел, чтобы я держалась от тебя подальше — услышала.

— Мир, я тебя обидел, был неправ. Давай забудем всё.

— Хорошо, забыли. А я обещаю, что больше не буду делать попыток тебя спасать. Живи как хочешь, меня это больше не касается. — Она перевела взгляд на меня. — Ром, спасибо.

Она развернулась и только сделала шаг, как…

— И всё же ты обиделась…

Она вновь повернулась к нему:

— Ошибаешься, в моём сердце нет обиды. Но и как раньше мы не сможем общаться. Я не смогу. Прости.

Она больше ничего ему не сказала и ушла, не оглядываясь.

— Она явно что-то задумала, — не поверил он ей.

— Она уже это сделала — вычеркнула тебя из жизни. — Ваня с недоумением посмотрел на меня, словно не веря в услышанное. Я решил его добить — заслужил: — Если точнее, мне она говорила так: я для него умерла. Так более понятно?

— Вполне. Это к лучшему.

— Было бы лучше, если бы ты её не целовал! — сорвался я.

— Рассказала, значит, — зло усмехнулся друг.

— Нет, я сам догадался, что горькое послевкусие может быть от твоего поцелуя. Это подло, Ваня: подарить надежду, а потом вонзить нож в сердце!

Мне очень жаль, что у нашей малышки был первый поцелуй, который принёс ей боль и разочарование.

— Я сорвался… — произнёс он глухо. — Ты не представляешь, в каком я аду живу два года, чувствую себя чёртовым извращенцем. Да что там, я такой же, как и мой отец! Ей всего-то было четырнадцать лет, когда я потерял покой. Это как проклятие… А в этом году как прорвало, не смог удержать свою похоть. Но ужаснее всего, что я хотел больше, чем поцелуй. Чудом остановился. Ты неправ, я действовал в её интересах. Пусть лучше ненавидит. Я ей не пара!

— А почему про подгузники говорил? — уже миролюбиво интересуюсь.

— Пытался хоть как-то заставить себя остановить эту агонию. Одержимость ею сводит меня с ума. Нет никаких сил больше бороться со своими чувствами. Я решил уехать — это самоё лучшее, что могу для Миры сделать. Буду навещать родителей, когда звёздочки тут не будет.

— Я не знал, что всё так серьёзно. Не переживай, подрастёт твоя девочка…