Роман Нелюбовича

Я дал. Снова. И мне так показалось, попроси он ещё – снова дам. Сложно отказать Аркашке, мне сложно.

– Пойду, а то Нюрка к ужину ждёт.

– Давай. Увидимся.

Аркашка сложил инструмент в плотницкий сундучок и посмотрел на меня с детским смущением.

– Ещё это… спасибо, что до дому меня довёл… Ну, в тот раз. И опохмелиться оставил. По-человечьи всё. Спасибо.

Я отмахнулся, дескать, ничего страшного, любой бы так поступил, что ни говори, но мужская солидарность не пустой звук. Глядишь, и меня когда-нибудь придётся до дому нести.

Аркашка притворил за собой калитку, а я сел на лавку в исправленной беседке, положил на столик кулёк с рыбой. Сейчас посижу немного, поставлю чайник, заварю чайку. Надо будет поспрашивать у местных, может, у кого самовар найдётся. Сейчас такие вещи антиквариатом считаются, ну да вдруг кто продаст не задорого? Буду самовар ставить, пить чай из блюдца с вареньем и сушками. Лепота.

На колени ко мне прыгнула Муська, заурчала любезно, потёрлась головой о руку, заглянула в глаза.

– Что, радость моя, соскучилась? – улыбнулся я, гладя её по спинке, и вспомнил про кулёк. – А, так ты рыбку учуяла? Ох ты прохвостка. Ну пойдём, пойдём в дом. Покормлю.

4

Мои мысли крутились вокруг предложения Арбатова, и чем больше я об этом думал, тем сильнее оно меня притягивало. Литературный сайт, конечно, доброе дело. Друзья, знакомые хвалят, ругают, советуют, но на фоне мерцания монитора всё это выглядит кукольным театром. А хочется живого общения, чтоб по-настоящему, без прикрас, глаза в глаза. Чтоб не только цвет присутствовал, но и звуки, и запахи. Эмоций хочется – открытых, осязаемых.

Как в жизни. Я налил в чайник воды, поставил на плитку. Старая электрическая плитка, купленная за триста рублей на мелочёвке, работала исправно. Пока я резал хлеб и сыр, она вскипятила воду. В одну руку я взял чайник, в другую кружку и тарелку с нарезкой, кивнул Муське:

– Пойдёшь в беседку? Варенья не обещаю, рыбы тоже, зато свежего воздуха сколько угодно.

Муська не пошла. При слове «рыба» она вроде бы встрепенулась, но после фразы о воздухе обдала меня таким холодным взглядом, что я едва не замёрз. Ладно, один.

Я вышел на улицу. Хорошо. Воздух здесь и вправду свежий, не морской бриз, конечно, но и не загазованный, как в городе. Я усмехнулся: как в городе. Сколько времени прошло, уже почти два месяца, а я по-прежнему не могу привыкнуть к тому, что Пужаны тоже город. Пусть маленький, пусть невысокий и пахнущий иногда сосновой хвоей, но всё же город. Из своего окна я вижу гуляющих по дороге кур, а если забраться на крышу, то вижу лес. Смешно. Город в лесу. Нет, не правильно – лес в городе. Странное сочетание, и почти такое же несуразное, как, например, зима в небо.

Я насыпал в кружку заварки, налил кипятку, положил на хлеб кусок сыра. Сегодня четверг, сегодня я пойду в литературный клуб, и буду читать незнакомым людям свои рассказы. Удивительно: всего несколько дней назад я был противником всех этих литературных посиделок, а сегодня горю желанием пойти на них. Горю и боюсь. Нет уже былых предубеждений о местечковости и кулуарности, но появился страх – вдруг не поймут, вдруг не оценят…

– ЗдорОво живёшь, хозяин.

Я едва не подавился бутербродом. Когда человек привыкает жить один, он забывает, что рядом находятся другие люди, которые вполне бесцеремонно могут влезть в его одиночество. В квартире от таких бесцеремонностей легко отгородиться железной дверью, в собственном доме, увы, не получиться, потому что калитку может отворить каждый. Сейчас это был Лёха.

– И тебе не хворать, сосед. Чаю?

– Не, спасибо.

Лёха подошёл ближе, оглядел беседку.

– Аркашка правил?

– Он.

– Аркашка может, – Лёха постучал ладонью по новому столбику, словно проверяя его на устойчивость, и снова повернулся ко мне. – Слышь, Ром, я чего зашёл. Ты завтра подходи ко мне часиков в три. Мы тут с мужиками немножко собираемся – банька там, шашлык. Нормально будет. А то живём через дорогу, а друг друга почти не знаем. А банька у меня хорошая, по белому.

Банька, шашлык? Заманчиво, но… Идти не хотелось, и не потому что я до сих пор относился к Лёхе с настороженностью – не съест же он меня в самом деле – просто две незнакомые компании за одну неделю это слишком. Местных литераторов я ещё как смогу пережить, но застолье дальнобойщиков будет перебором. Поэтому я пожал плечами:

– Да я уж в тазике привык.

– Тазик бане не замена. Ты когда-нибудь в бане был? Не в этих саунах, а в бане?

В общем-то, был, давно, когда в ПТУ учился. Отправили нас в колхоз на картошку, а условий жизни никаких, и чтоб помыться, приходилось договариваться с местными жителями. Они не отказывали, но взамен просили помочь с уборкой их урожая. В итоге получилось, что на деревенских усадах мы работали чаще, чем на колхозных полях. Ну да не это главное. Однажды желая поддать парку, я плеснул ковш воды куда-то не туда, и меня так ошпарило, что с тех пор ходить в баню я зарёкся.

– Был. Но, знаешь, слишком уж там жарко…