Хеннинен зашел внутрь первым, рифмуя на ходу кружку и подружку, к счастью, его бормотание не было слышно тем, кто шел позади. Две смертельно крутые ступеньки вели в маленькое помещение, расположенное метра на полтора ниже уровня тротуара. Там, внутри, было так темно, что вначале казалось, вообще невозможно что-либо разобрать, а передвигаться в таком полуслепом состоянии было все равно что плавать в крутом кипятке, показывая всем своим видом, что дело это более чем привычное.
В дальнем конце похожей на коридор комнаты располагалась барная стойка из светлого дерева, за которой маячил мужик, по виду явно турок, в пожелтевшей рубашке маньяка-женоненавистника. Грудь его была, словно ядовитым дымом, покрыта черной густой растительностью. Подслеповатое вторжение, очевидно, здорово его повеселило, во всяком случае, никакой угрозы в этом он не увидел.
— Кто выключил свет? — спросил Хеннинен, облокотившись о стойку и хлопая глазами.
— Тэмно, — сказал мужик за стойкой и раскатисто засмеялся, широко открыв рот и не закрывая его, даже когда запас воздуха в легких кончился. У него были такие белые зубы, что в темноте казалось — в воздухе висит одна только зловещая пасть.
— Да, тэмно, — повторил Хеннинен и заказал три кружки пива. Мужик, молча, стал наливать. Хеннинен вздохнул и сказал: — Дэньги.
Маршал порылся в карманах и достал грязную, помятую купюру. Она имела такой жеваный и неприятный вид, что тут же захотелось от нее избавиться, словно это был использованный презерватив, найденный в неподобающем месте. Жира тоже приступил к обыску в своих карманах, объявив, что ему, видите ли, стыдно вот так просто напиваться днем, поэтому он решил заказать еще и пиццу. Отчего ему вдруг стало стыдно, пояснить он толком не смог, просто сказал, что на него напал необъяснимый жор. Подобные состояния нападали на него время от времени, наверное, это было как-то связано с детскими страхами.
— Закажи пиццу «Салями», — попросил Хеннинен. — Я возьму у тебя кусочек, а то мне кроме салями ничего нельзя, так врач сказал.
— Хорошо. Пиццу «Салями», пожалуйста, — заказал Жира.
Мужчина принял заказ, налил пива, пересчитал деньги и, видимо, решив, что за стойкой ему больше делать нечего, удалился в подсобное помещение, чтобы приготовить пиццу для Жиры. Через некоторое время оттуда послышался грохот и треск, что было явным знаком того, что к процессу приготовления пиццы там подходят с должной серьезностью. Других посетителей в этом ресторанчике не было, и надо признаться, что зрелище это вызывало еще большую жалость, чем вид пустого продовольственного склада. Какое-то время обилие пустоты даже мешало сосредоточиться, затрудняя выбор места для дальнейшего расположения. Постояли в нерешительности посреди зала. Хеннинен первым сумел взять себя в руки. Он сделал шаг в сторону ближайшей от него ложи и грохнулся на бордовый, грязноватого вида диван, на поверхности которого странным образом проявились все те тысячи безропотно принимаемых им неудержимых и тайных кишечно-газовых излияний. Жира примостился рядом и зашелестел прошлогодним номером журнала «Семь дней», найденным тут же на диване. Маршал сел на другую сторону, там было посвободней.