Роман с урной. Расстрельные статьи

Спецвыпуск нашего главы я выдал все-таки до полного расчета. Серега поклялся на крови, что под его действительно отчаянным нажимом деньги уже перечислены, осталось лишь их снять со счета. Упираться дальше уже не имело смысла, так как срыв кампании не добавлял в наши карманы ничего. Осталось только ждать, чем обналичится уже свершившаяся данность: если наши маневры возымели действие, деньги дойдут, нет — уже не возникнут в любом случае.

15. Золотая пуля

За сам исход кампании я был спокоен тоже: отлитые нами пули уже ушли в цель — а впопад или невпопад, покажет вскрытие избирательных урн. Я влил в них все, что мог, и так, как мог, любая правка уже невозможна, поэтому теперь надо расслабиться и ждать, пока подкатится к подсчету выбитых очков сама мишень.

Кстати мы напоследок запустили еще одну кознь против врагов: мини-книжку «Славгородские сказки». Они и сами по себе, как уже сказано, прошли с большим успехом, но когда соперники еще и сделали им бесподобную рекламу, грех было не воспользоваться ей. Мы изготовили тираж, и затем в день выборов книжка была раскидана по городу — в полном согласии с избирательным законом. Поскольку в ней ни слова не было ни о каких местных выборах, всё только о зверюшках — в которых все однако узнавали с хохотом того, кого и надо было.

Но только я собрался всласть расслабиться, как Серега, все же не вынесший бездеятельного ожидания, впал в новую авантюру, заставившую нас напоследок изрядно подрожать.

Ему пришла мысль: снять кино по мотивам моей «Иглы» и показать его накануне выборов, чтоб уж совсем добить врага. Сценарий был такой: посадить в кресло с затемнением девчонку, которую он уже нашел через наших друзей, и пусть расскажет в камеру всю эпопею Сашеньки, чем вышибит у местных матерей слезу. Как я ни отговаривал его от рисковой, в том числе и технически, затеи, которую он мыслил в целях конспирации провести силами одного меня, отговорить не удалось. Я под его нажимом отменил свидание с Наташкой, которая немедля заподозрила меня в измене, и на ночь глядя мы пошли на тайную квартиру ставить этот трюк.

Два часа только настраивали свет и звук — поскольку я в этом деле был профаном, хотя как-то раз и занимался им на выборах в Архангельске. Меня туда зазвал один мой шапочный знакомый, телережиссер, и только по прилету оказалось, что и моя роль — телережиссера тоже. Он с пьяных глаз при нашем шапочном знакомстве записал меня в их гильдию; опровергать товарища мне показалось не с руки — тем паче отдавать уже взятый аванс, и я решил: где наша не пропадала! Взял приданных мне оператора с монтажником — и через пару дней, благодаря их дружеским подсказкам, уже работал как заправский тележук.

Короче, наконец настроив технику, я еще полтора часа режиссировал мнимую исповедь подсадной девчонки — кстати оказавшейся на удивление толковой. Работали мы так: я проговаривал отрывок ее текста, направляя ее интонацию и жесты, она за мной повторяла — когда удачно сразу, когда через пару-другую дублей. В итоге я ощутил, что есть минут на 8 очень даже сносного на языке ТВ «синхрона». Мы тут же смотали технику и помчались на телестудию делать монтаж.

Но говорят: Бог шельму метит! Нас он пометил так, как, думаю, ни одному из телесъемщиков не снилось и в кошмарном сне. Студия муниципального ТВ порядком не блистала: кругом какие-то петлички, проводки, платы, поломанные стулья. Рабочее же место — сроду зеркало души того, кто на нем трудится. Мы заперлись за оббитой бугристой жестью дверью студии; Серега ушел с кем-то еще в смежную комнату; я с монтажником, одновременно и дежурным оператором, стал перегонять отснятое с кассеты на компьютер.

А на ТВ у нас сейчас реклама пива регламентируется, и в неположенное время ее надо выключать из федеральных каналов, транслируемых сразу на несколько часовых поясов. Чем и заведовал дежурный оператор, а враждебный «ТВ-Траст» вел каждый вечер запись всех трансляций по «Степи», дабы поймать на недозволенной рекламе и замучить через суд. И пока шла наша перезапись, мой увалень-монтажник несколько раз автоматически включал и выключал эту трансляцию.

Вдруг звонит телефон, он берет трубку, что-то в ней слушает, его лицо бледнеет, губы оттопыриваются, он опускает трубку, как убитый громом, телефон опять звонит — и он вновь ошалело его слушает. Затем бросается через весь местный хаос к пульту, что-то на нем дергает — и говорит мне даже не голосом, а одними шлепающими губами: «Мы вышли в прямой эфир». А телефон снова заливается — это неравнодушные горожане, увидев на экранах голоногую красотку с затемненным лицом, которую я поучаю, как ей врать, кинулись звонить в студию.

Я в стихийном страхе пойманного за руку мошенника кинулся к Сереге, у того сейчас же тоже вылезли на лоб глаза, мы схватили свои манатки — и, дай Бог ноги, вон из студии.