Я знал эту общую беду всех женщин Кувшина. Две сестры – молдаванки, потерявшие жилье в Приднестровье, поселились здесь у какой – то дальней родственницы, давно схоронили и родственницу, и мужей, дети вернулись на родину, а они прижились. Достигнув сорока пяти, бабы вновь стали ягодками, да такими, что слаще некуда, не отказывали никому, и, тоскуя, видимо, по своей теплой родине, постоянно подогревались изнутри.
– Все – таки спалят их притон когда – нибудь! – погрозила кулаком Наталья куда – то в сторону. Посмотрев на ее кулак, я подумал, что Хустову крепко повезло, что глаз ему подсветила своя жена, а не Ромина. Рома только махнул рукой на ревнивую бабу и спросил:
– К Гоше сейчас зайдешь?
– Нет, Рома, позже. Надо сначала печку протопить, все – таки не май месяц.
Я подхватил с травы свой рюкзак и повесил за плечо.
– Я тоже пойду, – стала прощаться Татьяна. Ой, как мне понравилось это «тоже»! Я же крепко – накрепко запомнил слова Ромы, что живем мы с ней на одной улице, через дом! Я подхватил свободной рукой Татьянину сумку так, словно проделывал это уже сто раз. Мы пошли по песчаной дороге вдоль почерневшего деревянного забора.
– Мне нравятся эти заборы, дома, – указал я кивком на то, что было перед глазами. – Они вписываются в окружающую природу, не то, что крашеные. Мрачное великолепие. Люблю приезжать сюда. Правда, то, что произошло со Спонсором, это уже чересчур… мрачно! Придется брать пули, идя в лес. Ты умеешь стрелять? – спросил я вдруг Татьяну.
– Умею, – неожиданно для меня сказала она.
– Хм! – усмехнулся я. – Думал, скажешь, нет. Пойдем, постреляем? Распугаем всех медведей, чтоб близко не думали даже подойти?
– Мне сначала из дома всех мышей распугать надо, – засмеялась она. – Тетя с дядей в санаторий уехали. Поэтому я – на хозяйстве.
– Хорошо! – осенило меня. – Насчет мышей – это тоже ко мне, прошу! У меня тут недалеко товарищ один живет. Он всю жизнь с грызунами борется. Биолог по образованию. В городе – с мышами и крысами, поскольку работает в санэпидемстанции. Точнее, работал. А тут – с бобрами. Они у него все сети путают и рвут. Без рыбы оставляют. Он их «супостатами» называет. Но, с бобром ты и сама управишься, если что. Раз стрелять умеешь.
Татьяна наверняка догадалась, что я с ней флиртую. К сожалению, мы дошли до ее дома.
– Так что, я спрошу у товарища такое средство, чтобы все мыши построились в колонну и пошли вон.
– Правда? – кажется, я услышал кокетство в ее голосе. Лед тронулся, господа присяжные заседатели!
У моего друга и коллеги Валерика Перевалова имеется куча недостатков, в отличие от меня, человека во всех отношениях положительного. Но, всех собак вешать на него все же не стоит. Хватит той, что уже висит на его шее. Я имею в виду охотничьего пса породы курцхаар по кличке Пиф, такого же беспокойного, как и его хозяин. Уезжая из Кувшина, Валерик старается всегда оставлять после себя порядок. Несмотря на то, что особых гостей мы никогда не ждем. Они сами приходят.
И теперь, отпирая замки, я знал наверняка, что в избе чисто, однако, едва вытащив ружье из рюкзака и разложив вещи, взялся мести, мыть пол, сгребать все же набравшийся помаленьку мусор. Признаваться для чего, точнее – для кого, я стараюсь, не хотелось даже себе, чтобы мое второе «я», существо довольно ехидное, не подняло меня на смех. Оно – то было уверено, что тот, точнее – та, для которой я так выделываюсь, здесь не появится никогда… Вылизав полы, как кот одно место, я собрал мусор в ведро, и понес его на свалку. Батарею пластиковых бутылок решил не трогать, а расставил аккуратно вдоль стены в сенях. Вдруг пригодятся весной на поплавки для сетки?
Свалка за домами – место примечательное. Не понятно как, но весь сваленный мусор… тоже вписывается в окружающую природу! Это я не о том, что природа вокруг настолько безобразна, боже упаси! Напротив, она великолепна. И так властвует, что через весь хлам, разбросанный по земле, тут же прорастает кустарник, трава, и он заселяется живностью: бабочками, жуками, муравьями , ящерицами, мышами, и… змеями!
Гадючек мой друг Валерик любит до страсти. Увидев свою подружку на тропе, плюется, чертыхается, и говорит, что охоты сегодня не будет. Зная его трепетное отношение к змеям, я никогда не упускаю возможности указать ему на козюльку, если первым замечаю ее. Если Валерий Витальевич меня чем – нибудь расстраивает, я обещаю поймать для него экземпляр посолиднее (то есть потолще и подлиннее), посадить в банку, и пристроить рядом с его кроватью на табурет. Валерик к моим угрозам относится с уважением, поскольку знает, что в детстве я мечтал стать змееловом. Диковинное, по оценке нормального человека, увлечение пришло ко мне после прочтения жутко интересной книги про пустыню, в которой описывалась охота за змеями, дающими ценное сырье для медицины, – свой яд. Трудно объяснить, почему меня так завораживали змеи.