Женитьба наследника Русского Престола являлась новостью всеевропейской, и то, что это событие проходило под эгидой Короля Фридриха, не могло оставаться незамеченным у старых оппонентов Пруссии – Франции и Австрии. Самого Цесаревича это мало занимало, он всё время думал о своей любимой (теперь она уже точно такой являлась), радовался тому, что его совсем недавно, как казалось, совершенно разбитая жизнь снова обретала полнокровное содержание.
София – невероятно учтива и умна. Она, в отличие от покойной супруги, всё время интересовалась, как ей себя вести, что ей делать, чтобы заслужить признание и любовь не только Цесаревича, но и Императрицы. Она горела желанием изучать русский язык и за несколько дней овладела самостоятельно русским алфавитом, что умилило Павла до слёз. Ведь умершая Наталья так по-русски говорить даже не научилась; изъясняться же на немецком или французском языках у себя дома, в своей России – вещь недостойная. Теперь же, можно не сомневаться, всё будет совсем иначе.
Екатерина могла быть вполне довольной. Всё сладилась быстро и как нельзя удачней. О событиях в Берлине ей сообщал не только Павел. Граф Румянцев каждый день посылал рапорты, из которых следовало, что Король Фридрих – умный старик, – чествуя Цесаревича, всё время изъявлял радость и восхищение по её адресу. Екатерина, хорошо разбираясь в политической игре, не могла не признать, что в Берлине, куда были устремлены все взоры Европы, именно она – главное действующее лицо. Это была «игра по правилам», которую Императрица высоко ценила. В письме Цесаревичу сообщала, что «наидружественнейшие сантименты Короля и всей фамилии соответствуют совершенно моему желанию и ожиданию взаимности».
София-Доротея, эта жизнерадостная «вюртембергская толстушка», Императрице давно приглянулась. Она и сама не могла объяснить, почему ещё в 1767 году, когда впервые задумалась о женитьбе Павла, именно эта, тогда только восьмилетняя, девочка привлекла внимание. И вот минует уж скоро десять лет, а София всё ёще мила сердцу, и, как написала Императрица, она всё время имела Софию «в уме и предмете». С первой невесткой нужного «сообщества» не получилось; та была слишком неуживчивой, своенравной. Даст Бог, теперь всё будет иначе, и будущая супруга Павла окажется покладистой и послушной. От неё большего и не требовалось. Екатерине необходим был внук, а пышущая здоровьем София должна исполнить давнюю и сокровенную мечту Императрицы – произвести на свет полноценное потомство.
Фридрих Великий почти за две недели постоянного общения неплохо изучил Цесаревича. Он ему так напоминал старые годы и другого русского принца, а затем Императора Петра III, трагически погибшего. И Король позже высказал предчувствие, ставшее пророчеством. «Мы не можем обойти молчанием суждение, высказанное знатоками относительно характера этого молодого принца. Он показался гордым, высокомерным и резким, что заставило тех, которые знают Россию, опасаться, чтобы ему не было трудно удержаться на престоле, на котором, будучи призван управлять народом грубым и диким, избалованным к тому же мягким управлением нескольких императриц, он может подвергнуться участи, одинаковой с участью его несчастного отца».
В конце июля 1776 года Цесаревич отправился обратно на родину и 8 августа был уже в Риге. Перед расставанием с Софией он вручил ей собственноручное «Наставление», состоявшее из четырнадцати пунктов. В них разъяснялось, как вести себя по отношению к Императрице, как строить свои отношения с будущим супругом и как относиться к общим условиям жизни в России, к кругу разноименных лиц, с которыми придётся общаться. Особо примечательны наставления, касающиеся отношений с Императрицей, отражавшие собственный кодекс поведения самого Павла.
«Принцесса, приехав одна в эту мало известную и отдалённую страну, поймёт, что её собственная польза требует, чтобы она сблизилась с Её Величеством и снискала Её доверие, дабы иметь в Ней вторую мать и личность, которая будет руководить ею во всех её поступках, без всяких личных видов и целей. В отношении к Императрице принцессе следует быть предупредительной и кроткой, не выказывать досады и не жаловаться на Неё кому бы то ни было; объяснение с глазу на глаз всегда будет наилучшее. Этим она избавит себя от многих интриг и происков, которые не замедлят коснуться её».
Павел Петрович довольно обстоятельно изложил и взгляды на принципы совместной жизни, особо подчеркивая, что исключительный общественный статус диктует особые правила повеления. Основой нерушимости семейного союза могут быть только симпатия, искренность, снисходительность и доброта. При этом будущий муж прекрасно осознавал личные недостатки, не преминув о них сообщить в «Наставлении».