Ромейское царство

Подобные устремления имели объяснение в давних традициях. Не следует забывать, что христианские цари в Византии были преемниками языческих римских императоров с их абсолютной властью и не могли допустить чрезмерного усиления духовной власти как своей альтернативы. Константин Великий и его преемники вплоть до Феодосия I в конце IV в. сохраняли титул Великого Понтифика (Pontifik Maximus), то есть регулировщика государственной религии, и одновременно титул «епископа внешних». Уже Константин Великий заявлял: «…нашим предназначением является исправление чужих грехов», и этому завету так или иначе следовали все последующие императоры ромеев. Наконец, само христианство строками Священного Писания говорило о божественном происхождении государственной власти: «Нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» (Рим. 13:1,2).

Исходя из вышесказанного, становится понятно, почему после Никейского Вселенского собора 325 г. император Константин I, к слову, оставаясь не крещенным, стал называть себя епископом и принимать участие во внутрицерковных делах. С провозглашением христианства государственной религией в 380 г. роль императора как покровителя Церкви, разумеется, еще более усилилась. Христиане признали поклоны перед государем как покровителем христианства от имени Христа. Обращение к императору «кириос» — господи, которое было принято для Христа, стало нормой среди христиан, а со временем было перенесено и на державных служащих, к каковым принадлежали и византийские епископы. Императоры, как и Патриархи, должны были почитаться учителями в силу сообщаемого им помазания святым миром

. Они имели право поучать народ и, подобно архиереям, кадить в церкви. Сама процессия со свечой и кадилом перешла из императорского церемониала в Божественную литургию, главнейшее христианское богослужение

, поскольку император входил в церковь вместе с архиепископом. Во время Литургии он мог выполнять функции иподиакона или диакона

. Свечи и кадила вносили перед оглашением императорских проповедей, как и перед Евангелием. На Константинопольском Соборе 448 г. впервые было канонически признано, что императорской власти присущ архиерейский характер, а его участники громогласно дружно возглашали: «Многая лета царю нашему архиерею!». Все это помогало византийским государям удерживать в своих руках те функции, которые принадлежали представителям Церкви. Правда, законодательство Юстиниана I (527–565 гг.) четко различает эти функции, но, случалось, отдельные императоры действительно начинали вмешиваться в дела Церкви, ее управление и, несмотря на запреты со стороны церковного права, даже выступать как толкователи богословских догм. Для «равного апостолу» — исапостолу

, как именовал себя с VI в. любой ромейский государь, это было в порядке вещей. Тот же Юстиниан Великий, весьма склонный к богословию, объявлял в одной из своих новелл, что все законы Бог подчинил императору, а значит, и вопросы, связанные с догматикой и судопроизводством Церкви. Церковный Собор 536 г. признал, что «…против воли и приказа императора в Церкви вообще ничего не может происходить». Именно поэтому василевс Ираклий в VII в. разрабатывал догматы Церкви вместе с Константинопольским патриархом и подписывал богословские по сути эдикты о вероопределении и новеллы по церковным вопросам. Даже в тех случаях, когда они уклонялись от ортодоксального христианства, императоры ромеев, в отличие от Патриархов и Пап, не подвергались осуждению, великому отлучению, церковному проклятию, по-гречески, анафеме Вселенских соборов, поскольку по господствовавшей идее императоры всегда должны были оставаться православными, хотя бы символически. Церковь не имела законного права возражать императору, ибо это означало возражать самому Христу, его воле. По этой же причине император, члены его семьи не подлежали церковной юрисдикции. Насколько нам известно, единственный такой случай произошел в 906 г., когда Патриарх наложил епитимию — запрещение на принятие Святого Причастия на василевса Льва VI за его злополучный неканонический, четвертый брак. Более того, даже если император-василевс разделял ересь, она волей-неволей должна была стать законом для Церкви, и неподчинение каралось государством со всей строгостью. Нет нужды говорить о том, что византийские государи в таких случаях были свято убеждены в своей правоте и действовали из самых лучших побуждений, на деле ослабляя Церковь.