Ромовый дневник

– Ты целый день отработал на новом месте. Значит, кто-то должен был предложить тебе какую-то сделку.

– Нет, – сказал я. – Я говорил с Сегаррой… и с еще одним парнем по фамилии Сандерсон… А чем он вообще занимается?

– Спец по связям с общественностью. Трудится на «Аделанте».

– От правительства?

– Типа того, – кивнул Сала. – Народ Пуэрто-Рико платит Сандерсону, чтобы тот подчистил их имидж в глазах Штатов. «Аделанте» – серьезная контора, особенно по части политрекламы.

– Но ведь он работал на Лоттермана? Когда это было? – спросил я, потому что видел его фамилию в старых номерах «Дейли ньюс».

– В самом начале. Проработал где-то с год, потом законтачил с «Аделанте». Лоттерман уверяет, что его нагло переманили. Чушь, конечно. Он журналист вообще никакой. Просто выскочка.

– Это ты про приятеля Сегарры? – спросил Йимон.

– Ну да. – Сала рассеянно счистил помидоры и салат со своих гамбургеров, торопливо проглотил все три штуки и поднялся. – Пошли, – сказал он, глядя на Йимона. – Давай с нами, разомнемся.

Тот помотал головой.

– Мне еще этот чертов репортаж писать, а потом ехать за город, домой. – Он улыбнулся. – Я теперь человек семейный.

Мы расплатились и вышли. На машине Салы верх был откинут, и мы отлично прокатились по бульвару до Кондадо. Свежий ветерок, рев моторчика отражается эхом в кронах, а мы ловко виляем между другими автомобилями…

Казино располагалось на втором этаже хилтоновской гостиницы «Карибы» – просторное, прокуренное место с темной драпировкой по стенам. Сала хотел работать в одиночку, поэтому мы расстались с ним на входе.

Я остановился возле стола для блек-джека, но здесь все были какие-то смурные, так что я решил лучше посмотреть на игру в кости. Там шумели куда больше. Несколько матросов, обступивших стол, вовсю кричали, пока кубики катились по зеленому сукну, а крупье, сгребавшие фишки, орудовали своими грабельками как ополоумевшие садовники. В толпу матросов затесалось несколько человек в смокингах и шелковых костюмах. Большинство из них курили сигары, а в речи читался густой нью-йоркский акцент. Из клубов дыма за моей спиной донеслось, как во время знакомства кого-то представили «крупнейшим мошенником Нью-Джерси». Заинтересовавшись, я обернулся и увидел скромную улыбку на губах мошенника, пока рядом стоявшая женщина заходилась визгливым смехом.

Рулеточную вертушку окружали игроки помельче да поплоше, причем почти все они тщились выглядеть моложе своих лет. Свет в игорных заведениях вообще безжалостен к стареющим дамам. Он выхватывает каждую морщинку на лице, каждую бородавку на шее; бисерины пота в ложбинках между пустыми мешочками грудей; волоски на случайно показавшемся соске; дряблые руки и ввалившиеся глаза. Я следил за их лицами, по большей части красными, свежеобгорелыми, – пока сами они взглядом пожирали прыгучий шарик, нервно теребя фишки.

Потом я отошел к столу, где юный пуэрториканец раздавал бесплатные сандвичи.

– Чует мое сердце, что-то будет, – сказал я ему.

– Si, – угрюмо ответствовал он.

Только я собрался вернуться к рулетке, как мне на плечо легла чья-то рука.

– Готов? – спросил Сала. – Двигаемся дальше?

Мы проехали до гостиницы «Кондадо-Бич», однако там в казино почти никого не было.

– Пустой номер, – сказал он. – Давай в соседнее.

В соседней «Ла-Конча» народу собралось побольше, но атмосфера царила такая же, как и в других: своего рода притупленная очумелость, как бывает, когда ты глотаешь стимулятор, хотя на самом деле хочешь спать.

Каким-то образом я завязал беседу с женщиной, уверявшей, что она приехала с Тринидада. У нее был громадный бюст, британский акцент и облегающее зеленое платье. Одну минуту я стоял подле нее у рулетки, а потом вдруг – сам не знаю, как так вышло – мы уже очутились на парковке, поджидая Салу, который таким же непонятным образом обнаружил себя в компании девицы, оказавшейся подругой моей новой знакомой.

После порядочных усилий мы поместились наконец в машине. Сала выглядел возбужденным.

– К черту снимки, – заявил он. – Завтра сделаю… И что теперь?

Единственным знакомым мне местом была таверна Ала, я и предложил отправиться туда.

Сала не согласился.

– Вот-вот припрутся бездельники из газеты. Как раз конец рабочего дня.

Повисло молчание – и тут Лоррейн перегнулась через спинку сиденья и предложила ехать на пляж.

– Такой замечательный вечер, – сказала она. – Давайте покатаемся по дюнам.

Я не удержался от смеха.

– А что? Это мысль! Купим рому и махнем на море.

Что-то бормоча, Сала завел мотор. В нескольких кварталах от гостиницы мы остановились у винного погребка, и он вышел.

– Возьму бутылку. Только у них вряд ли лед найдется.

– Не важно, – сказал я. – Главное, бумажных стаканчиков захвати.

Вместо того чтобы ехать к аэропорту, где, по словам Салы, пляжи всегда свободны, он свернул на выезде из Кондадо и остановился на пляже напротив жилого массива.

– Здесь по песку кататься нельзя, – сообщил он. – Может, просто искупаемся?

Лоррейн согласилась, а вот ее подруга вдруг заартачилась.

– Да что с тобой такое? – возмутился Сала.