Ромовый дневник

Он охотно закивал головой: «Si, bueno. Señorita говорить вы платить. Bueno, gracias. Señorita не о’кей». Он выразительно постучал себя по виску.

– Да-да, я знаю, – сказал я. – Cuanto es?[36]

– Ah, si, – ответил таксист, поднимая семь пальцев. – Семь dólares, si.

– Да вы спятили?! – воскликнул я.

– Si. Мы ездить туда, ездить сюда, стой здесь, стой там… – Он вновь покачал головой. – Ah, si, два часа, loco[37]. Señorita говорить вы платить.

Я дал ему семь долларов, хотя и полагал, что он врет. Впрочем, в одном таксист прав: сегодняшнее утро действительно было loco. Сначала его очередь, а теперь вот моя.

Я проводил отъезжавшую машину взглядом, затем отошел под крону фламбойана, где меня бы не было видно из окна. Ну и что прикажете делать? Я стоял босиком, и от холодного песка стыли ноги. Задрав голову, я посмотрел на дерево, затем перевел взгляд на окно моей квартирки. А ведь она там, причем уже в кровати. «Дейли ньюс» вот-вот загнется, а у меня вдруг на руках очутилась девчонка без гроша – и чокнутая в придачу. Что могу я сказать Йимону или хотя бы Сале? Ну просто ни в какие ворота не лезет! Я твердо решил сбагрить ее подальше, даже если для этого придется оплатить ей авиабилет до Нью-Йорка.

Я пошел наверх и открыл дверь. Шено лежала на кровати, не сводя глаз с потолка.

– Ты хоть завтракала?

– Нет, – ответила она, да так тихо, что я едва расслышал.

– Ну, у меня все есть. Яйца, бекон, кофе – словом, что хочешь. – Я подошел к раковине. – Как насчет апельсинового сока?

– Хорошо, – сказала она, по-прежнему уставившись в потолок.

Я поджарил бекон, сделал яичницу-болтунью, радуясь, что хоть чем-то занят. Изредка я бросал взгляд на диван. Она лежала на спине, сложив руки на животе.

– Шено, – наконец сказал я. – Ты как себя чувствуешь?

– Нормально, – ответила она тем же тусклым голосом.

Я обернулся.

– Может, доктора вызвать?

– Не надо. Я просто хочу немного отдохнуть.

Я пожал плечами и вернулся к плите. Разложил яичницу с беконом на две тарелки, налил два стакана молока.

– Вот, – сказал я, подходя с ее тарелкой к дивану. – Поешь, тебе сразу станет лучше.

Она не пошевельнулась; я поставил тарелку на прикроватный столик.

– Я серьезно; поешь. У тебя вид такой… нездоровый.

Шено продолжала смотреть в потолок.

– Я знаю, – прошептала она. – Просто дай мне немножко отдохнуть…

– Ну и ладно. Мне все равно на работу пора. – Я прошел в кухню, сделал пару глотков рому, потом отправился в душ и переоделся. Когда я уходил, еда на столике стояла нетронутая. – Увидимся в восемь. Если что, звони мне в редакцию.

– Да, – сказала она. – Пока.

Почти весь день я провел в архиве, делая кое-какие выписки насчет прошлых антикоммунистических расследований и подбирая материал на людей, вовлеченных в слушания, которые начинались в четверг. Салу я избегал, надеясь, что сам он не станет меня разыскивать и пытать про Шено. В шесть вечера из Майами позвонил Лоттерман с указаниями для Шварца, как вести редакционные дела; кроме того, он сообщил, что вернется в пятницу, да еще с «хорошими новостями». Означать это могло только одно: он нашел денег, газета еще побарахтается, и я пока что не безработный.

Ушел я примерно в семь. Делать было нечего, а оказаться втянутым в компанию, направлявшуюся к Алу, мне не хотелось. Я спустился по черной лестнице и скользнул в свою машину словно какой-то беглый вор. В районе Сантурсы я переехал собаку, но останавливаться не стал. Шено еще спала, когда я открыл дверь в квартиру.

Я сделал бутербродов, наварил кофе побольше, и, пока я гремел на кухне, она проснулась.

– Привет, – тихо сказала она.

– Привет, – не оборачиваясь, буркнул я, вскрыл банку консервированного супа и поставил ее на плиту подогреться. – Есть чего-нибудь будешь?

– Да, наверное, – сказала она, садясь в постели. – Давай я приготовлю.

– Да все уже готово. Как самочувствие?

– Лучше. Много лучше.

Я перенес к дивану бутерброд с ветчиной и тарелку супа. Бекон с яичницей для завтрака так и продолжали стоять на прежнем месте; все выглядело холодным и гадким. Я переменил блюда, расставив новую еду.

Она вскинула лицо и улыбнулась.

– Пол, ты самый добрый человек на свете.

– Никакой я не добрый, – сказал я по дороге на кухню. – Просто несколько обалдевший.

– Почему? Из-за того, что случилось?

Свой ужин я отнес к столу возле окна и сел.

– Ну да. Понимаешь, твои выкрута… э-э… твое поведение в последние дни было… малопонятным, мягко выражаясь.

Она опустила взгляд на руки.

– Почему ты меня впустил?

Я пожал плечами.

– А что, ты думала, я мог бы тебя прогнать?

– По-разному думала. Я же не знала, как ты к этому отнесешься.

– Вот и я не знал, – ответил я.

Шено вдруг вскинула лицо.

– Я понятия не имела, что мне делать! – выпалила она. – Я когда села на тот самолет, то мечтала, чтоб он разбился! Чтоб мы взорвались и упали в океан!

– А откуда у тебя авиабилет появился? У тебя вроде и денег-то не было.

Вопрос свой я задал не подумавши, и едва слова сорвались с языка, как я об этом пожалел.

Она опешила, а потом залилась слезами.