Рондо

– Ага. И когда соседи ругаются, то каждый считает, что только он прав. Каждый говорит, что все, кроме него, вредят или, по крайней мере, не понимают, как надо, чтобы стало хорошо. И те, захватившие власть, как сосед на кухне, тоже считали, что лишь одни они правы, а всем остальным следует у них учиться. И ничего им доказать было нельзя, они никого не хотели слушать. Но государство – это не коммунальная квартира. У власти сила и поэтому ей легко брать верх над недовольными. Чтобы ей не мешали, она стала вводить запрет за запретом. А чем больше в государстве запретов, тем больше недовольных. Власть принялась запрещать газеты и журналы, запрещать другие политические партии, запрещать выезд из страны и много ещё чего. А чуть кто слово против скажет – тюрьма или расстрел. А тут они ещё затеяли выяснять, кто из них самый главный. Один оказался похитрей и порешительней и подмял остальных. Тех, кто тоже хотел стать самым главным, он велел поубивать. И их помощников тоже кого расстреляли, кого в лагеря посажали. Стал он называться вождём – что ни скажет, с тем должны соглашаться, что ни придумает, то все должны исполнять. А когда человек ставит себя выше других, у него не остаётся друзей, он обрекает себя на одиночество. Вождь уже никому не доверял, он даже своих помощников боялся. Всё ему казалось, что против него устраивают заговоры, во всех он видел своих врагов. Выход у него был один: всю страну держать в страхе, а себя вознести так высоко, чтобы его почитали, как бога. И каждый день невиновных людей арестовывали, пытали, отправляли в Сибирь, убивали. А газеты и радио расписывали, какой вождь незаменимый человек, мудрый учитель, гений всех времён и народов. Он делал серьёзные ошибки, из-за чего погибло много хороших людей, но указывать на них ему никто не смел. Только он один решал, что хорошо, а что плохо, что правильно, а что нет. Кто понимал, что творится в стране, те боялись, кто был поглупей и доверчивей, те верили, что других арестовывают за дело, пока не хватали их самих. Невинных объявляли шпионами, врагами народа. Никогда ещё в нашей стране не гибло столько людей, сколько уничтожил вождь. Он-то и был настоящим врагом народа. Как только он умер, первым делом начали всех невиновных из тюрем и лагерей выпускать на свободу. А когда увидели, как много там сидело, да ещё скольких поубивали, так и задумались, как же так получилось, что из-за одного душегуба столько бед произошло? Стали решать, что надо сделать, чтобы никогда больше не возвеличивать одного человека до такой степени, чтобы он безнаказанно творил всё, что захочет. Вот и решают до сих пор. Один человек – это личность, а возвеличивание его – это культ. Понял?

– Понял, – выдохнул Витька.

Он сиял и светился восторгом от того, что узнал такое необычное, чего в другом месте не расскажут. Он влюбился в Трофима Осиповича, сразу поверил каждому его слову. Он понял всё до последнего. Но всё-таки понятое надо обдумать. Он подумает, а потом ещё спросит у Трофима Осиповича. Главное, что есть у кого спросить. Было так здорово, что у него даже появилась слабость в коленках.

Вначале беспокойство охватило родительский комитет, а чуть позже оно распространилось на всех мам и бабушек: ребятам пришла пора надевать красные галстуки. Под это дело Ольга Владимировна с новой силой заговорила об успеваемости, поведении. Мол, надо быть достойным, а то могут и не принять. Кто-то поверил и слегка запаниковал, кто-то рассчитывал на «авось», но в пионеры хотели все. Ну, во-первых, это знак, что ты достаточно повзрослел. Во-вторых, в-третьих – это уже у каждого своё. Вовка волновался больше других: если «Торжественное обещание» придётся говорить каждому по отдельности… У Вовки торжественно не получится.

Когда под стук барабана и визгливые всхлипы горна четверо старших пионеров внесли знамя, мальчишек и девчонок парализовала свинцовая тяжесть торжественности. Кто-то громко сказал: «Смирно!» – и все замерли. Каждому хотелось увидеть, что делается слева, справа, сзади, но скованность не позволяла даже чуть повернуть голову. Стояли монументально неподвижные, плечо к плечу, сжав зубы и безумно косясь на ближайших соседей. Раскрасневшаяся Ольга Владимировна в новом безупречном бежевом костюме строго поглядывала на своих питомцев. «Торжественное обещание», к большой радости Вовки, произносили хором все три класса одновременно. Произносили по кускам, повторяя за пионервожатой. А потом вышли старшеклассницы и стали, выструнившимся и забывшим дышать, новичкам повязывать галстуки и прикалывать на грудь значки. Скоро красный цвет заметно оживил белые ряды. Неумелый горнист выдавил из меди пяток пронзительных звуков, постучали в барабан и знамя унесли.