Рони, дочь разбойника

Крадучись, вышла она из зала и взвалила на плечо свой узел, который еще днем спрятала в чулане. Он был такой тяжелый, что Рони еле его тащила. Поэтому, как только она дошла до Волчьей Пасти, она швырнула его наземь, и узел покатился прямо к ногам Тьёге и Тьёрма, которые стояли в дозоре. Конечно, теперь Маттису было не до того, чтобы расставлять охрану вокруг замка. Но за это дело с большим усердием взялся Лысый Пер. Тьёге вытаращился на Рони, как на привидение.

– Чур меня, чур меня!… Заклинаю тебя всеми злобными друдами, скажи, что ты здесь делаешь среди ночи?

– Я ухожу из замка, – сказала Рони. – И буду жить в лесу. Передай это Ловисе.

– А чего же ты это сама ей не сказала?

– Она бы меня не отпустила. А я не хочу, чтобы меня задерживали.

– А что твой отец скажет? – спросил Тьёрм.

– Мой отец? – повторила Рони. – Разве у меня есть отец?

На прощание она пожала разбойникам руки.

– Передайте всем привет, а Лысому Перу особенный… И знаете что, вспоминайте обо мне по вечерам, когда будете петь и плясать, ладно?

Этого Тьёге и Тьёрм уже не могли вынести. Слезы градом покатились у них по щекам, и Рони тоже всплакнула вместе с ними.

– Боюсь, – мрачно произнес Тьёге, – что в нашем замке уже свое отплясали.

Рони с трудом подняла свой тяжелый узел и снова вскинула его на плечо.

– Скажите Ловисе, чтобы она особенно не убивалась. И беспокоиться обо мне тоже не надо! Если я понадоблюсь, она всегда сможет найти меня в лесу.

– А что нам сказать Маттису. – спросил Тьёрм.

– Ничего, – ответила Рони и горько вздохнула. И ушла.

Тьёге и Тьёрм молча глядели ей вслед, пока она не исчезла за поворотом дороги.

Тем временем тьма сгустилась, но потом взошла луна. У озера Рони решила передохнуть. Она села на камень и всем своим существом ощутила великую тишину, царящую в ее лесу. И сколько ни вслушивалась, она слышала только эту тишину и ничего больше. Весенней ночью лес жил своей неведомой жизнью, был полон колдовских чар и древних тайн.

Конечно, и опасности караулили Рони на каждом шагу, но она не чувствовала страха. Только бы не появились злобные друды. «А вообще-то мне здесь так же спокойно, как и в нашем замке. Лес – мой дом, – думала она. – Он всегда был моим домом. А теперь, когда у меня нету другого, тем более».

Вода в озере казалась густой, иссиня-черной, только узенькая лунная дорожка перечеркивала ее гладь. Рони радовалась красоте ночи и лунному свету. Да, как же это все-таки странно, что можно одновременно быть и радостной, и печальной. Печальной из-за Маттиса и Ловисы тоже, а счастливой из-за волшебства красоты и тишины весенней ночи.

Значит, вот здесь, в лесу, она и будет теперь всегда жить. С Бирком. И тут она вспомнила, что Бирк ждет ее в Медвежьей пещере. Так почему же она сидит и размышляет? Она встала и снова подняла свой узел. Ей предстоял долгий путь, и ни одна тропинка не вела в пещеру. И все же она знала, куда ей надо идти, чуяла, как чуют звери. Как чуют дорогу в ночи лохматые тюхи, темные тролли и серые гномы.

Она спокойно шла по освещенному луной лесу, между кедрами и соснами, по мху и зарослям черники, мимо болот, с которых тянуло ароматом цветов восковника, мимо бездонных черных бочагов, она перелезала через поваленные ветром замшелые стволы деревьев и шлепала босыми ногами, переходя бурливые ручейки. Она шла к Медвежьей пещере через весь лес и ни разу не сбилась с пути. Она увидела, как на огромном валуне в лунном свете пляшут темные тролли. Лысый Пер когда-то рассказывал ей, что пляшут они только при полной луне.

Рони постояла и немного поглядела на них, благо они ее не заметили. До чего же это был странный танец! Сбившись в тесный кружок, темные тролли медленно и неуклюже переминались с ноги на ногу, хором бормоча при этом нечто невнятное. Это их весенний гимн, рассказывал Лысый Пер, и пытался даже показать, как они бормочут. Но то, что она сейчас услышала, звучало совсем по-другому, – наверно, как древние печальные песнопения.

Вспомнив Лысого Пера, Рони невольно вспомнила и Маттиса, и Ловису, и у нее заныло сердце. Но она забыла свою боль, как только подошла наконец к скале и увидела костер. Да, на каменной площадке перед пещерой Бирк развел огонь, чтобы Рони не озябла прохладной весенней ночью. Огонь трепетал, освещая все вокруг. Рони заметила его еще издалека и вспомнила слова Маттиса, которые он любил повторять: «Где дом, там и огонь».

«Но можно сказать и наоборот: „Где огонь, там и дом“, – подумала Рони. Отныне Медвежья пещера будет их домом!

Бирк спокойно сидел у костра и жевал жареное мясо. Он нацепил еще один кусочек на прутик и протянул его Рони.

– Я давно уже тебя жду, – сказал он. – Поешь, прежде чем начнешь петь Волчью песнь.

11

Как только они улеглись, каждый на свою подстилку из еловых ветвей, Рони попыталась спеть для Бирка Волчью песнь. Но когда она вспомнила, как Волчью песнь пела Ловиса для нее и Маттиса в то счастливое время, когда в замке все было еще по-старому, ее охватила такая тоска, что пресекся голос.