Роса и свиток

— Сидела себе ведьма в разрытой могиле, срезала с покойника жир. Короче, занимался человек своими делами. А в это время лиходеи приволокли на кладбище похищенную дочь законоведа Карши, хотели надругаться над ней. Ведьма услышала возню и крики, и шевельнулось в ней что-то вроде желания сделать доброе дело. Она возьми да и крикни из могилы: «Эй, вы! Отдайте ее мне!» Лиходеи, натурально, кинулись бежать. Девица лишилась чувств. Ведьма вылезла из могилы и отвела несчастную к родителям.

— Это, скорее, забавная история, чем страшная, — сказала Софья, допивая очередную порцию отвара и на ощупь наливая еще. — А что потом случилось с ведьмой?

Шани усмехнулся. Можно подумать, тут были возможны варианты.

— Ее сожгли. Одно хорошее дело не перевесило сотни дурных. Впрочем, Заступник на суде наверняка его зачтет.

На какое-то мгновение Софье стало грустно. Кончики пальцев на руках и ногах почему-то начало покалывать, и в ступнях и ладонях стал копиться странный сухой жар.

— Шани, а что вы тогда во дворе сказали про крыло? — спросила Софья. Сейчас вместо своего собеседника она видела только его силуэт — темный, темнее вечера.

— А, это стихи, — произнес Шани, и Софья услышала бульканье отвара, который наливался из чайника в чашку. Интересно, откуда у Худрун фарфор?

Тепло медленно поднималось от ладоней по рукам, а на живот будто грелку положили. Софья ощущала, как в душе что-то звенит.

— А вы их помните? — спросила Софья.

— Как там было-то…, - промолвил Шани, припоминая, и через пару минут произнес:

В полях порхая и кружась,Как был я счастлив в блеске дня,Пока любви прекрасный князьНе кинул взора на меня.Мне в кудри лилии он вплел,Украсил розами чело,В свои сады меня повел,

Где столько тайных нег цвело.Восторг мой Феб воспламенилИ, упоенный, стал я петь…А он меж тем меня пленил,Раскинув шелковую сеть.Мой князь со мной играет зло.Когда пою я перед ним,Он расправляет мне крыло

И рабством тешится моим.

— Как красиво! — воскликнула Софья. Она очень любила стихи, и маленькая девичья библиотека поэзии в приюте Яравны была прочитана ею от корки до корки. — А кто это написал?

Она не видела лица Шани, но Софье вдруг показалось, что он мягко улыбнулся.

— Я.

— Не может быть! — рассмеялась Софья. — Неужели? Вы не похожи на поэта!

— А на кого я похож? — весело спросил Шани. — На злобного маниака, у которого единственная радость — это пытать и мучить женщин?

Это предположение рассмешило Софью до слез.

— Конечно, нет, — промолвила она, отсмеявшись. — Вы хороший. Но не поэт.

— И где же тогда автор этих стихов?

— Не знаю, — призналась Софья. — Должно быть, сидит где-нибудь в вашей канцелярии и пишет новые строчки. Или путешествует по южным землям. Или охотится на полярных медоедов…

Некоторое время они лежали на своих одеялах молча. Из домика ведьмы тянуло тонким лекарственным запахом: Худрун трудилась в поте лица. «Ух-хуу! Ух-хуу!», — прокричала какая-то птица, и Софья услышала мягкое хлопанье тяжелых крыльев. В окошко видны были звезды, щедрыми гроздьями рассыпанные по небу, а во дворе будто бы кто-то ходил: то ли лесные духи, то ли наступающее лето.

— Вы спите? — тихонько спросила Софья. Казалось, прошла вечность, прежде чем Шани негромко ответил:

— Нет.

Жар во всем теле становился невыносимым, но Софья не хотела, чтобы он прекращался. Ей было одновременно и больно, и хорошо — она и не знала, что так бывает. Медленно проведя ладонью по шершавому одеялу, Софья ощутила, как пальцы тонут в сухом щекочущем сене. Будто бы по своей воле рука двинулась дальше, осторожно раздвигая шуршащие стебельки, пока не наткнулась на пальцы Шани и не сжала их.

— Это сон, — сказала Софья глухо. — Мы просто спим.

В окошко заглянула золотистая полная луна — самым краешком. Увидела, что происходит в сарайчике, и смущенно прикрылась тучкой.

Глава 10. Нет повести печальнее на свете

Лушу нравилось быть правителем.

Он слишком засиделся в принцах — все-таки тридцать восемь лет, это не шутки — и теперь с удовольствием подписывал указы и распоряжения своим именем, принимал верительные грамоты послов и командовал армейскими парадами. К сожалению, на любимые забавы, вроде охоты, времени почти не оставалось: он лишь теперь понял, насколько занят был его отец государственными делами. Практически все требовало вмешательства, тщательного и вдумчивого рассмотрения, и Луш частенько возвращался в свои покои уже заполночь, когда ее величество уже спала сном младенца. Змеедушец разбери, да ему теперь и напиться как следует было некогда!