Роспись по телу

Горький осадок, оставшийся после разговора Дмитрия с Юлей Земцовой, был разбавлен струнным квартетом Моцарта и бутылкой красного вина. Сидя в пустой квартире и слушая музыку, Дмитрий пил вино и думал о женщине, с которой ему было совсем еще недавно так хорошо и спокойно.

Он сделал еще один глоток и решил позвонить Юле, извиниться. И хотя он не был уверен, что она слышала его вспышку гнева и раздражения, когда он кричал: «Дерьмо… Кругом одно дерьмо. Ненавижу. Всех ненавижу. Страну, общество, вонючий ресторан, эту кровать и тебя, шлюху, ненавижу…», потому что она спала, глаза ее были плотно закрыты, а грудь дышала ровно, все равно после этих слов ему показалось, что его лицо пылает, словно его хлещут по нему… Нервы ни к черту…

Он взял уже трубку, но почему-то не позвонил. Подумал, что этим звонком он признается в том, что все то, что она могла услышать, – не сон, а явь. Страшная и неотвратимая явь, после которой уже не будет Юли, не будет любви, не будет ничего и жизнь потеряет всякий смысл. Сегодня же я сделаю ей предложение, подумал он, вкладывая в понятие брака лишь ночное непрекращающееся блаженство и прогулки по ночному городу. Дмитрий был болен и не знал об этом.

В шесть часов вечера он вошел в свой ресторан, открыл ключом каморку, где хранилась его драгоценная гитара, включил свет, сел на продавленный диван и принялся настраивать гитару. Услышав звуки гитары, к нему заглянул бармен Герман.

– Хочешь Лолиту? – лицо его расплылось в сладострастной улыбке.

Услышав имя Лолиты – маленькой рыжей проститутки, которая за деньги и выпивку могла не только удовлетворить сексуальные желания мужчин, но даже сделать сальто-мортале на столе, заставленном бутылками, Дмитрий почувствовал приятное тепло внизу живота. Ему вдруг захотелось забыть на время о Земцовой – сложной, чистой и богатой женщине, которой было приятно обладать не столько физически, как психологически, и раствориться в приторном сиропе острых чувственных наслаждений порочной маленькой шлюшки Лолиты. Прямо здесь, в этой каморке, она припадет своим чудесным горячим ртом…

– Зови. Только скажи ей, что у меня всего двадцатка. Больше нет. Но ей на пиво хватит.

Герман ушел, явилась Лолита. Пьяненькая, веселая, качающаяся, как на волнах. В рыжих ее волосах играли блики электрического света. Полные губы она то и дело облизывала розовым язычком.

– Привет, Дим. Мы будем запираться или нет?

– Конечно… Запрись и иди ко мне.

Лолита закрыла дверь на засов и скользнула сначала к Дмитрию на колени. Обняла его и лизнула в шею. Кошка рыжая.

– А ведь ты сволочь, Дима, – вдруг услышал он и немного ошалел. Хотел отстраниться от девушки, чтобы увидеть ее лицо, но она не позволила, а лишь еще теснее прижалась к нему. – Сиди и не рыпайся… Я просто хотела сказать, что ты жмот. Что меня в прошлом году приглашали к одному господину, очень доброму господину, ласковому и сильному, как лев, он чуть не разорвал меня… Так вот… Двадцатка, говоришь? У тебя только двадцатка? Да ты только посмотри на меня, на мое лицо, на мою кожу, на мои бедра… – она вскочила и скользящим движением подняла юбку до талии, обнажив стройные молочные бедра. – А какой у меня рот, ты пробовал его на вкус? Это же спелая вишня!.. Так вот, тот господин заплатил мне столько, что мне хватило на шубку и осталось, чтобы я расплатилась за квартиру за полгода, понятно? Еще на килограмм мягкого сыра бри и бутылку шампанского. Ты еще не догадываешься, о ком я говорю?

Дмитрию захотелось удушить ее прямо здесь, в этой каморке, сдавить горло этой мерзкой шлюхи, чтобы только не слышать ее противного голоса…

– Это был твой отец. А ты – дерьмо… Даже Герман заплатил мне стошку. А ты – двадцатку… Скотина! Дерьмо!

И Лолита, резко повернувшись, наклонилась, задрав снова юбку и показав ему округлый задик. «Дерьмо!»

Хлопнула дверь. Дмитрий весь трясся. Даже зубы стучали. Он не сразу понял, что же произошло дальше. Ему хотелось разгромить всю каморку, разбить лампу, все, кроме гитары… Лолита и та заговорила с ним о деньгах. Снова о деньгах. Но ей положено. Она же проститутка. Она все делает за деньги. Но и я ведь тоже играю за деньги. И Герман прислуживает, разливая водку и мартини, за деньги

. Сердце его стучало. Виски ломило. Но сердце, пожалуй, стучало слишком громко, и он испугался. Встал. Оказывается, стучали в дверь. Это, наверное, Герман. Скотина. Знал, что у меня нет денег, и решил подсунуть мне Ло. Подошел и распахнул дверь. Перед ним стоял Роман Георгиевич, нотариус. Друг отца.

– Дима, мне надо поговорить с тобой…

Роман Георгиевич был маленьким немногословным старикашкой, носившим все черное. Белые, с голубоватым отливом волосы на его маленькой птичьей голове казались снегом.

– Вы снова от отца… Я же говорил вам…