Но очень скоро стало очевидно, что так дело не пойдет. Иерархия взволновалась. Нападки на великого князя стали открытыми. Дошло до того, что его начали проклинать с амвонов и писать против него памфлеты (одним из которых и был «Просветитель» преподобного Иосифа). Короче, лобовой атаке церковная твердыня не поддалась. И напролом, осознав неудачу, Иван III не пошел. Он, как всегда, отступил — но лишь затем, чтобы, опять-таки как всегда, достичь цели окольным путем.
Г.П. Федотов писал, что «противоположность между заволжскими нестяжателями и иосифлянами поистине огромна, как в самом направлении духввной жизни, так и в социальных выводах».34 Великий князь заметил это еще в 1480-е. И этого оказалось достаточно, чтобы он попытался внедрить нестяжателей в в церковную иерархию. Старшего современника Нила Сорского, смиренного белозерского пустынножителя Паисия Ярославова вдруг приглашают крестить новорожденного сына великого князя, а затем неожиданно возносят на вершины иерархии, назначают на ключевой пост игумена Троицкого монастыря. Так суждено было кроткому старцу открыть политическую кампанию.
Одно за другим, в продолжение досамодержавного столетия, выходили затем на политическую арену четыре поколения нестяжа-
Г-П. Федотов. Цит. соч., с. 176.
телей, покуда не были они, подверстанные к еретикам, уничтожены — или бежали из страны — при Иване Грозном.
Паисий был представителем первого, самого еще робкого поколения этой славной когорты идейных борцов. Мы встретимся дальше с некоторыми из них. И увидим, как на наших глазах будут они расти и мужать, покуда то, что сделает с ними Иван Грозный, не станет начальным актом вековой драмы русской либеральной интеллигенции.
Но сейчас — о Паисии.
Пост троицкого игумена был, по замыслу Ивана III, лишь первым шагом в политической карьере белозерского отшельника. Едва заболел митрополит Геронтий, Паисий тотчас был рекомендован великим князем на святительскую кафедру, то есть к самому рулю церковной политики.
Но тут Ивана III ожидало первое разочарование. Митрополит выздоровел, а Паисий — и это было гораздо хуже — отказался. Как рассказывает С.М. Соловьев, старец «объявил также, что никогда не согласится стать митрополитом: он по принуждению великого князя согласился быть и троицким игуменом и скоро потом оставил игуменство, потому что не мог превратить чернецов на Божий путь, на молитву, пост, воздержание. Они хотели даже убить его».35 Великий князь предназначал Паисия для борьбы с иерархией. Но смиренный старец не выдержал даже конфликта с развращенными монахами Троицы. Нестяжательское поколение 1480-х было совершенно не готово к политической борьбе.
Пришлось, скрепя сердце, искать другую, более рискованную опору.
После смерти Геронтия великий князь одобрил назначение на святительскую кафедру архимандрита Симонова монастыря Зоси- мы, подозреваемого — и, возможно, не без оснований — в симпатиях к еретикам. Еще в 1480-м, будучи в Новгороде, Иван III получил доносы на двух священников-еретиков Дионисия и Алексея. И вместо того, чтоб наказать крамольников, как требовали иосифляне,
35 С.М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. Ill, М., i960, с. 185.
увез их с собою в Москву. Оба вдруг сделали головокружительную карьеру: один стал протопопом Успенского, а другой — Архангельского собора (можно было бы и это, конечно, объяснить «чарами либерального салона» Федора Курицына. Да вот беда, никакого такого «салона» в Москве тогда еще не было). И вот теперь человек, сочувствовавший еретикам, возглавил церковную иерархию.
Удивительно ли, что соратник Иосифа, неистовый Геннадий, архиепископ Новгородский, буквально каждый месяц открывавший в своей епархии все новые и новые еретические гнезда и беспрестанно требовавший всероссийской антиеретической кампании, натыкался на глухую стену? Дошло до того, что великий князь запретил ему приехать в Москву на церемонию поставления нового митрополита, который и сам — Геннадий ни минуты в этом не сомневался — был еретиком. Это был открытый скандал. Могли молчать Геннадий, который в своем послании к Собору 1490 г. писал, что преступно даже спорить с еретиками о вере, «токмо для того учинити собор, чтоб их казнити — жечи и вешати»?36 Архиепископ, как мы уже знаем, призывал православных брать пример со «шпанских» (испанских) латинов, с того, как они «свою очистили землю»37