Россия и Европа. Т.2

Но поскольку здесь задача перед нами иная — проследить роковую для постниколаевской России метаморфозу Славянской идеи Погоди­на в её «исторический завет», — то на первый план, естественно, вы­двигается фигура главного её архитектора. Не то чтобы я совсем оста­вил Данилевского без внимания в заключительной книге трилогии. Мы довольно подробно обсудили там его «геополитическое счетоводство», перечисление «квадратных миль пространства» и миллионов населе­ния стран, предназначенных им для славянского «дополнения» России. Напомню лишь одну из его рекомендаций: включить «Королевство Ма­дьярское, т.е. Венгрию и Трансильванию, за отделением тех частей их, которые должны перейти к России, Чехии, Сербии и Румынии, прибли­зительно с 7000 ооо жителей и около з ооо кв. миль пространства».⁶⁶

Короче, о «геополитическом счетоводстве» Данилевского, впол­не, как видим, бесцеремонно перекраивавшего славянскую — и не­славянскую — Европу, мы говорили подробно, но о его теории «куль- турно-исторических типов», на которой это счетоводство основано, нет. Еще более важно, что за пределами нашего внимания остался спор о вкладе Данилевского в мифологию русского национализма (спор, не утихающий, как мы сейчас увидим, и по сей день). Между тем имеет он для нашей темы значение первостепенное. Хотя бы потому, что можно с уверенностью утверждать: без «России и Европы» Дани­левского, которая стала во времена националистической контрре­формы Александра III официальной философией русской истории (и соответственно была рекомендована преподавателям гимназий в качестве настольного пособия), у метаморфозы погодинской «мифо­логии» в Национальную идею, наверное, и шансов не было. Присмот­римся же к спору о Данилевском повнимательнее, он того стоит.

Н.Я. Данилевский. Цит. соч., с. 341.

Глава седьмая Национальная идея «Славянский 433

Нострадамус»

Гпава седьмая

Национальная идея «СЛЭВЯНСКИЙ

Нострадамус» Скажем прежде все­го, что еще со времен Александра III Данилев­ский всегда был культовой фигурой для академического крыла рус­ского национализма. Культовой фигурой остается он и в наши дни. В 1993 году некий Михеев назвал свою книгу о Данилевском «Сла­вянский Нострадамус».⁶⁷ В 1995-м мнение Михеева, по сути, под­твердил заведующий кафедрой русской истории в Петербургском университете проф. А.А. Галактионов. Он тоже считает «удивитель­ной особенностью книги Данилевского то обстоятельство, что... она актуальна даже сейчас в ходе очередного витка социального и наци­онального переустройства Европы и России».⁶⁸ Впрочем, предшест­венник Галактионова на этом ключевом научном посту 120 лет назад проф. К.Н. Бестужев-Рюмин пошел дальше Михеева, «приравнявте­орию Данилевского к открытию Коперника».

⁶⁹

Куда, спрашивается, дальше? Тем не менее уже в 2001 году еще один д-р исторических наук Д.П. Балуев попытался превзойти пред­шественников, утверждая без тени юмора, что книга Данилевского была «взглядом, брошенным на историю не с „кочки зрения" евро­пейской цивилизации, а с высоты космоса и одновременно с высо­ты Божественного устроения всего сущего на всё в человеческом мире и вокруг него».⁷⁰ И даже Г.А. Зюганов не удержался от соблаз­на сказать своЈ веское слово в этом споре, объяснив читателям, что Россия сможет восстановить свое лидерство в мире лишь в качестве знаменосца открытого Данилевским «славянского культурно-исто­рического типа».⁷¹

На фоне всех этих восторгов совершенным диссонансом звучит приговор американского историка Роберта МакМастера, посвятив-

M.B.

Михеев. Славянский Нострадамус, Брест, 1993.

Н.Я.Данилевский. Цит соч., с. V. (Предисловие А.А. Галактионова).

См. Б.П. Балуев. Споры о русской истории / Н.Я. Данилевский и его книга «Россия и Ев­ропа», Тверь, 2001, с. 116.

там же, с. 190.

«Современная русская идея и государство» под ред. Г.А. Зюганова, М., 1995, с. 25.