Читаем Россия и Европа. Т.2 полностью

Послушаем теперь отзыв о николаевском самодержавии редак­тора вполне реакционного «Русского вестника» Н.А. Любимова, ис­полненный почти щедринского сарказма: «Обыватель ходил по ули­це, спал после обеда в силу начальнического позволения; приказ­ный пил водку, женился, плодил детей, брал взятки по милости начальнического снисхождения. Воздухом дышали потому, что на­чальство, снисходя к слабости нашей, отпускало в атмосферу доста­точное количество кислорода... Военные люди, представители дис-

Сергей Михайлович | Соловьев I



[16] Русь, 1881,16 мая, сс. 18,13.

циплины и подчинения, считались годными для всех родов службы... Телесные наказания считались основою общественного воспита­ния».43 Это ли не возвращение в Московию?

Вот мнение будущего статс-секретаря и министра внутренних дел П.А. Валуева, уверенного, как и Аксаков, что причиной крым­ской катастрофы была «всеобщая официальная ложь... Сверху — блеск, а внизу — гниль».44

А вот финальный приговор Федора Ивановича Тютчева: «В кон­це концов было бы даже неестественно, чтобы тридцатилетний ре­жим глупости, развращенности и злоупотреблений мог привести к успехам и славе»45 И добавил уже в стихах, адресованных покой­ному императору, человеку, по его словам, «чудовищной тупости»:

Не Богу ты служил и не России,

Служил лишь суете своей,

И все дела твои, и добрые и злые,

Все было ложь в тебе, все призраки пустые.

Ты был не царь, а лицедей!46

Я нарочно процитировал здесь современников Николая самых раз­ных, даже противоположных убеждений. И среди них, как видит чи­татель, нет ни одного из тогдашних прославленных диссидентов — ни Белинского, ни Герцена, ни Бакунина, ни Чаадаева (хотя им, ес­тественно, тоже было что сказать по поводу николаевского вызо­ва — Чаадаев, например, как раз и назвал его «настоящим перево­ротом в национальной мысли»).47

Никто из этих современников не вынес своего приговора в пылу полемики или в связи с какими-нибудь оскорбительными для них лично обстоятельствами. Все это, кроме дневниковой записи Ники- тенко, сказано задним числом и звучит скорее как итог тридцатилет­них размышлений, нежели как запальчивые оговорки. Да и Алек-

[16] Михаил Никифорович Катков и его историческая заслуга. По документам и личным воспоминаниям НА. Любимова, Спб., 1889, с. 184.

[16] А.Е. Пресняков. Цит. соч., с. 89. 4

[16] Литературное наследство, т. 19-21,1935» с-197-

[16] Старина и новизна, кн. 19, Пг., 1915, с. 149.

[16] П.Я. Чаадаев, цит. соч., с. 87.

Глава первая Вводная I «Восстановители

баланса»

сандр Васильевич Никитенко, вынося свой беспощадный вердикт, по-прежнему оставался дружен с министрами, был уважаемым ака­демиком, редактором и цензором. Короче, цитировал я выстрадан­ные и тщательно обдуманные суждения вполне благополучных граждан и несомненных патриотов своей страны. Объединяло всех этих людей, в принципе не имевших друг с другом ничего общего, — умеренного либерала Соловьева, умеренного консерватора Ники­тенко, пламенного славянофила Аксакова, тихого реакционера Лю­бимова, преуспевающего правительственного дельца Валуева и пев­ца российского великодержавия Тютчева, — лишь одно: сознание не­выносимости «новомосковитского» самовластья в России XIX века.

48

Соответственно, все они отнеслись к «вызову Николая» как к чудо­вищной напасти или, говоря словами Ивана Сергеевича Тургенева, как к «своего рода чуме».48 Режим, при котором, по выражению Пого­дина, «во всяком незнакомом человеке предполагался шпион»49 и, по словам Никитенко, «люди стали опасаться за каждый день свой, ду­мая, что он может оказаться последним в кругу друзей и родных»,50 был для них всех одинаково неприемлем. Они ощущали николаевскую Мо­сковию не только как петлю на шее, но и как исторический тупик.

Глаеапереа» Вводная « ВОССТЭ H О В ИТвЛ И

баланса» Все это имело бы сегодня,

быть может, лишь академический интерес, ког­да бы не одно зймечательное и совершенно современное обстоятель­ство. Я говорю о том, что именно в последнее время набирают в интел­лектуальных кругах — и на Западе, и в России — силу попытки реаби­литировать николаевский режим или, как деликатно выразился известный американский историк Брюс Линкольн, «восстановить ба­ланс в пользу Николая».51 Причем набирают эти попытки силу по при­чинам, похоже, отнюдь не академическим. Во всяком случае, «восста-

50

Тургеневский сборник, Пг., 1921, с. 168.

49 М.П. Погодин. Цит. соч., с. 258.

История России в XIXвеке (далее ИР), М., 1907, вып. 6, с. 446.

Bruce Lincoln. Nicholas I, Emperor and Autocrat of All Russias, Northern Illinois Univ. Press, 1989.

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия и Европа

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука