Россия и Европа. Т.2

Той самой, между прочим, монархией, «конспирировавшей», как мы помним, при посредстве Приказа тайных дел даже против собственного правительства, не говоря уже о народе. А что до за­кона, который, по мнению Миронова, тоже ограничивал моско- витское Государство Власти, то и он ведь, как мы знаем, «оберегал только интересы казны».⁶¹ Во всяком случае, личность крестьянина (не забудем, что речь о 95 % населения) в расчет этим законом не принималась напрочь. Или, как говорит Ключевский, «его личность исчезала в казуистике господских отношений»⁶² Вот вам и «народ­ный режим».Конечно, привычка говорить от имени «всей земли» остава­лась. Но, как и три столетия спустя в советской «Московии», остава­лась она лишь в качестве дани, которую официальная риторика ре­жима платила первоначальному массовому энтузиазму первых лет после Смуты. На самом деле в Московии случилось именно то, чего так отчаянно страшился в польском плену митрополит Филарет и что очень точно охарактеризовал М.Н. Покровский как «политиче­скую реставрацию».⁶³

Возникает, конечно, интересный вопрос, как получилось, что прагматик и позитивист Миронов оказался в плену официальной риторики московитского режима ничуть не меньше экзальтирован­ного фундаменталиста М.В. Назарова? И почему он, точно так же, как Назаров, ничего не сообщил читателю о московитской реально­сти? Но об этом у нас еще будет случай поговорить подробно. А сей­час вернемся к этой самой реальности.

Глава вторая

Московия: векХУ.. /\/|_0СК0ВИЯ

и Польша У

нас нет здесь возможности под­робно описывать иностранную политику Государ­ства Власти. Остановлюсь поэтому лишь на двух сюжетах: на отноше­нии его к Польше и татарскому Крыму. Даже этих примеров более

В.О. Ключевский. Цит. соч., т. з, с. 180.

Там же.

М.Н. Покровский. Цит. соч., с. 422.

чем достаточно, чтобы убедиться, что стратегические цели, которые преследовала реформирующаяся Россия в свое Европейское столе­тие, в 1480-1550 годах, были безнадежно в Московии утрачены. Единственное, что она отстаивала в международной политике, — ин­тересы Государства Власти.

...В 1648 году Польша обрела в Украине свой Алжир. Собствен­ного де Голля, однако, у нее не оказалось. Свершилось, наконец, то, чего полтора столетия назад так отчаянно ждал и на чем построил всю свою стратегию Иван III: православный фундамент вздымал на дыбы католическую метрополию. Решающий момент наступил. Дей­ствовать следовало немедленно. И что же? Если бы нам нужно было дополнительное доказательство, что Московия царя Алексея была совсем не той страной, что Россия Ивана III, то вот оно перед нами. Несмотря на всю свою православную риторику, Государство Власти не только не торопилось на помощь православным повстанцам, оно, казалось, даже не понимало, зачем это нужно.

Шесть лет метался, напрасно умоляя о помощи, Богдан Хмель­ницкий между московитским царем, турецким султаном и шведским королем. В отчаянии он то угрожал Польше («Переверну я вас, ляхов, вверх ногами, а потом отдам в неволю турецкому царю»), то Моско­вии: «Вот я пойду, изломаю Москву и все московское государство, да и тот, кто у вас на Москве сидит, от меня не отсидится». А то и еще пу­ще: «Мы пойдем на вас с крымцами. Будет у нас с вами, москали, большая война за то, что нам от вас на поляков помощи не было».⁶⁴

А в Москве все «медлили, — говорит Ключевский, — выжидали, как люди, не имеющие своего плана, а чающие его отхода событий... из Украины просили Москву помочь, чтоб обойтись без предательских татар... Москва не трогалась... и шесть лет с равнодушным любо­пытством наблюдала, как дело Хмельницкого, испорченное татара­ми под Зборовом и Берестечком, клонилось к упадку, как Малороссия опустошалась союзниками-татарами и зверски свирепою усобицей, и, наконец, когда страна никуда уже не годилась, ее приняли под свою высокую руку, чтобы превратить правящие украинские классы из польских бунтарей в озлобленных московских подданных»⁶⁵

Н.И. Костомаров. Цит. соч., с. 197.

В.О. Ключевский. Курс русской истории, М., 1937, т. 3, с. 326,