Россия и европейский империализм

У Бога отняли всякую власть – причем не только власть, но и всякое влияние – на земле, в школах, в обществе, в государстве, в политике и искусстве, в межчеловеческих и международных отношениях…. Но с Богом нельзя играть. Когда люди, как гости за Божиим столом, слишком обнаглеют, должно прийти наказание как напоминание со стороны Хозяина. Два страшных напоминания Божиих нынешнему поколению – это две Мировые войны с перерывом в двадцать лет[64].

«Трагедия Европы в том, что она сделала выбор в пользу царства смерти, которое считает вечным, а отвергла Царство Жизни Вечной. Она заключила союз со смертью, заявив через свои университеты: «Смерть непобедима: жизнь – это случайность». Европа объявила существующее несуществующим, а несуществущее – существующим. Единственный реальный закон, закон нравственный, который от Бога и назван законом, она овтергла как незаконность или как некое изношенное платье. А то, что есть не закон, а временной порядок природных явлений и событий, объявила законом единственным и непреложным. И написали они ложной тростью своей ложь в виде истории, которая слепые силы природные, орудие в руках Божиих, ставит выше Бога, и с их помощью объясняли судьбу человека, народов, племен и всего человечества – с помощью орудий Божиих, а не с помощью Бога. И посредством лжи прославляли они один народ, а унижали другой, в соответствии с полученной платой, настраивали одно колено против другого, ополчали народ против народа, детей против отцов[65].

И эта ложь неминуемо приводит к вражде между нациями, агрессией одного государства против другого и истреблению целых народов. В этих условиях Церковь оставался одним из немногих институтов, который не только свидетельствовал об истине и подлинном назначении человека, но и боролся за мир между народами, за их братство и единство. «Церковь утверждает: «Народы – это семья Христа, Бога нашего, и между ними должны быть взаимопонимание и взаимопомощь». Но, к сожалению, ее голос не был услышан: «Политики на это отвечают: «Наш народ по крови и культуре выше многих народов, и он должен властвовать над этими народами. Кроме того, должны приниматься во внимание наши экономические интересы, которые превыше всего, и наш национальный престиж»[66]

. Опять-таки, св. Николай Велимирович верно обрисовал константы новоевропейского постхристианского сознания, в основе которого – материалистическая идея крови и экономического успеха и квазирелигиозная идея культуры, по выражению святителя – идола из «бумаги, золота и серебра». И все это возводится в «перл создания» благодаря чудовищной гордыне новоевропейского человека, квинтэссенцией которой является т. н. «национальный престиж». Результат действий, построенных на таком мировоззрении, может быть только один – «смерть и ад».

Церковь учит европейские народ: «Вы крещены, чтобы и других крестить. Как империалисты вы захватываете чужие земли для того, чтобы их самим использовать, а не для того, чтобы явить Христа, Евангелие, Жизнь и братство». Это – не благословение, а проклятие. И будет проклят ваш империализм. Смерть проросла сквозь европейское общество, как трава сквозь истлевший труп… И результат очевиден. Мир! Мир! Мир! – кричат правители, а их народы гибнут, воюя. И все оттого, что говорится о мире без Бога. «Хлеб! Хлеб! Хлеб!» – кричат доктора европейской экономики, а их народы изнемогают от голода. И все оттого, что хлеба ищут не у Бога».

Выход из всех тупиков для епископа Жичского очевиден – возвращение ко Христу, к Его нравственным законам, созидание общества на основе любви, терпения и братства. Святитель Николай пророчески предупреждает: «Все, кто поклонился золоту, умерли от голода. И все, кто поклонился стали, от стали погибли. Разве не научил вас кровавый опыт? Вне Христа все – обман и заблуждение! Поэтому придите и поклонитесь Христу, Царю и Богу нашему. Аминь»[67].

Восприятие немцев и шведов в житии св. благ. кн. Александра Невского

XIII век явился для Руси кровавой и переломной эпохой, когда изменилось многое, в том числе и отношение к Западу. Ряд исследователей, таких как протопресвитер Иоанн Мейендорф[68], не без основания считают, что именно век стал временем окончательной фиксации религиозного раскола между православным и католическим миром (хотя другие, как, например, Б. Н. Флоря[69], придерживаются иной точки зрения). Серьезно способствовал этому Четвертый крестовый поход, когда православные христиане с ужасом убедились, что защитники Гроба Господня ведут себя как хищники и святотатцы[70].