Россия и Германия. Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера

— ??? НЕТ, НЕВИДИМЫМИ нити управления людьми становились позднее — когда они действительно начали протягиваться по всему миру. И чем ближе к нашим дням, тем глубже, повторяю, они исчезают в безбрежном бумажном море, которое все чаще не столько проясняет суть дела, сколько скрывает его. Раньше концы прятали в воду. Теперь — в бумаги… В документы. И все чаще подлинные мотивы и цели не доверяли не то что бумаге, но даже устам. Сколько крупнейших событий в нашем мире произошло, происходит и произойдет (или не

произойдет) после всего лишь перемигивания нескольких молчаливых мужчин, где-то сидящих в уютных креслах за чашками настолько отборного чая, что весь необъятный Китай способен обеспечить мировой суперэлите не более десяти тысяч таких чашек в год?! Архивную запись можно найти или рассекретить, разговор — подслушать и записать. А как быть с легким взмахом руки, а то и просто с движением губ, с прищуром глаз? Как разглядеть за событиями их подлинную подоплеку? Как понять: так ли уж неизбежным был тот или иной разворот этих событий? Не могло ли произойти в жизни людей что-то другое — более умное, нужное и важное, чем то, что вышло на деле? И тут нам не обойтись без «психологии»… Психологический анализ, попытка исследователя стать на место реальных исторических лиц так, как это делает хороший романист, — вот что сегодня нередко может перевесить многие, даже формально достовернейшие документы. Хотя это не исключает необходимости знакомства с документами… У французского историка Марка Блока в первой главе его «Апологии истории» есть разделы с хорошими названиями: «Понять настоящее с помощью прошлого» и «Понять прошлое с помощью настоящего». Думаю, если бы мы не имели возможности с помощью истории проделать как первое, так и второе, то история сразу стала бы раз в десять менее интересной даже для профессионалов. Блок, будучи историком-медиевистом, специалистом по достаточно «простодушным» средним векам, документы, безусловно, ценил. Однако это ему принадлежат слова: «Господа робеспьеристы, антиробеспьеристы (то есть историки, оправдывающие политику Робеспьера и обличающие ее. —

С.К.)

мы просим пощады: скажите нам, Бога ради, попросту, каким был Робеспьер?»… Да, зная человека, можно понять и те его действия, которые в противном случае могут быть истолкованы не то что искаженно, а вообще неверно! И конечно чтобы разбираться в происходившем и происходящем, надо помнить слова Ленина: «Люди всегда будут оставаться глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике до тех пор, пока они не научатся за каждым явлением общественной жизни видеть интересы тех или иных классов и общественных групп». Впрочем, умные люди это понимали давно. «Cui prodest?» («Кому выгодно?») — спрашивали еще древние римляне. Тоже классика, между прочим… И два этих знаменитых слова ставят крест на такой трактовке развития общества, которая лепечет о «случайностях», о «героях», о «хаотичности истории»… Истинно «буржуазный» историк в лучшем случае не понимает истории, в худшем — сознательно ее фальсифицирует. Чем ближе он к пониманию, тем ближе к марксизму, пусть даже сам он того может и не сознавать. Однако и классический марксизм тоже совершает серьезнейшую ошибку. Он, не колеблясь, выставляет всегда и во все эпохи на первое место экономический фактор, а человеческий фактор учитывает лишь во вторую очередь. Но историю-то делают живые люди. У того, кто росчерком пера взламывает судьбы миллионов, «печенка-селезенка» тоже одна — как и у последнего неимущего бессильного бедолаги. Так что мир людей вряд ли поймешь во всей его полноте, если будешь описывать и изучать только «исторический процесс». И как ни странно, чем ближе к нашему веку, тем чаще все большее значение приобретают мысли, чувства и характеры не только народных масс, но и крупных публично зримых исторических фигур. Ход истории стал порой зависеть от них больше, чем от «политэкономии». Да, когда-то по залам только что построенного Версаля разнеслось знаменитое выражение Людовика XIV: «Государство — это я». Но эта броская фраза доказывает лишь спесь и невеликий, говоря честно, ум «короля-солнца». Францией правил, конечно же, не столько он, и даже не столько умница Кольбер, сколько объективные нужды общества — пусть и деформированные королевскими и аристократическими прихотями. Впрочем, и им порой наступал предел. Тому же Людовику как-то пришлось заискивать перед откупщиком Бернаром. Вот-те и абсолютизм! В прошлом мы находим, прежде всего, три впечатляющих примера активного и мощного воздействия личности на эпоху — Александр Великий Македонский, Наполеон Бонапарт и наш Петр Великий. Однако и в XX веке есть примеры, которые позволяют утверждать, что первостепенное (иногда) значение «героев» — это черта и нашего века. По сей день «буржуазный» историк уверен:

— На первом месте — личность, но и экономические отношения нельзя сбрасывать со счета.