Россия и Германия. Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера

— Против плана, господин министр, я не возражаю. Но считаю недопустимым, если мы сегодня при нашем вводном разговоре совсем не коснемся недоразумений и конфликтов. Я хотел бы, по крайней мере, перечислить наши претензии, чтобы вы имели представление об их размерах и основательности. И Крестинский взял из рук Бродовского толстую папку. Недавно Шуберт показывал полпреду тоже нетонкую немецкую папку, но лишь показывал, а Крестинский с видимым удовольствием ее Курциусу вручил и начал свои речи. Курциус слушал, потом весьма мирно заговорил о Коминтерне и вмешательстве ВКП(б) в германские дела. Крестинский же изображал из себя адмирала Нельсона, разглядывающего неприятный вопрос через подзорную трубу, приложенную к незрячему глазу Таким же «нельсонизмом» увлекался и Литвинов в Москве. 17 марта он пишет Крестинскому инструктивное письмо: «Ваши разговоры с Курциусом приходится признать совершенно безрезультатными. Чего мы должны добиваться от германского правительства? Германская печать начала антисоветскую травлю, но правительство в ответ ссылается на независимость прессы. Германские политические и промышленные деятели выступают с предложениями о разрыве отношений и даже об участии Германии в интервенции. Правительство отвечает, что оно не ответственно за выступления частных лиц. Но мы можем требовать от германского правительства, чтобы оно само публично заняло какую-нибудь позицию». В то время, читатель, во Франции, Англии и США не только «частные лица», а широкие парламентские и правительственные круги, влиятельнейшие газеты призывали к «крестовому походу» против СССР. Враждебные антисоветские провокации в лондонском парламенте стали повседневностью. В 1930 году США ввели дискриминационные условия для советского экспорта. Ввела ограничения на ввоз советских товаров Франция. Требовать от правительств этих стран публичного определения позиции Литвинову не приходилось — она была вполне определенной: антисоветской! А вот дружественный план Курциуса новый нарком иностранных дел СССР оценивал так: «Курциус отказывается ударить палец о палец». И в своем удивительнейшем письме Литвинов просто-таки науськивал берлинского полпреда: «В один из самых критических (по мнению Литвинова, но не Курциуса. —

С.К.) моментов советско-германских отношений, когда германская печать, партийные (?. — С.К.) и промышленные круги дали достаточный повод всему миру зачислить Германию в число враждебнейших (ого! — С.К.)

Союзу государств, германское правительство, уклоняется от ответа на наш вопрос о его отношении к этой оценке роли Германии. Вам надлежит вести дальнейшие беседы с Шубертом и чиновниками аусамта, давая совершенно ясно понять, что «план Курциуса» нас абсолютно не удовлетворяет и вызвал у нас даже чрезвычайное недовольство». Литвинов настолько зарапортовался, что писал о «партийных» кругах, хотя что-то значащих партий в Германии тогда было около десятка, и среди них — компартия. Но дело было не в этой обмолвке, а в ориентации на враждебный, непримиримый тон с немцами. Литвинов еще не стал наркомом, а уже создавал Германии образ «врага» в те самые дни, когда вновь назначенный торговый представитель СССР Любимов заявлял представителям германской печати: «Мое назначение совпадает с периодом бурного развития советского хозяйства. Пятилетний план, экономическое и социальное содержание которого, вероятно, известно германской общественности, связан с расширением нашей внешней торговли. Чем шире идет процесс реконструкции и технического перевооружения нашей промышленности, тем больше увеличивается необходимость приобретения машин, точных приборов, аппаратов и технических материалов. Германия (враждебная, по оценке Литвинова. — С.К.)

занимает первое место в советском экспорте. Это значение Германии объясняется тем, что она сравнительно хорошо знает СССР, сумела проявить заинтересованность в укреплении связи с нашими внешними органами и накопила опыт в совместной работе. Это объясняется также и дружественными отношениями, существующими между Советским Союзом и Германией, которая одной из первых стран завязала с нами широкие хозяйственные отношения. Наличие торгового соглашения с Германией (которого у нас не было с англичанами, французами и Штатами. — С.К.) создает возможность нормального развития деловых взаимоотношений. Наряду с перспективами развития советско-германского товарооборота пятилетний план открывает более широкие возможности в области применения германской техники в самых разнообразных областях нашего хозяйства. Роль иностранной техники в нашем хозяйстве с каждым годом увеличивается, и здесь для германских технических сил открываются широкие возможности». Что можно прибавить к этому, сопоставив писания Литвинова и слова Любимова? Пожалуй, ничего… Ничего? Нет, не удержусь, и познакомлю тебя, уважаемый читатель, с вот такими строками письма заведующего II Западным отделом НКИД СССР Штейна от 17 марта 1930 года все тому же Крестинскому: «Многоуважаемый Николай Николаевич, сегодня М.М. (Литвинов. — С.К.) пишет Вам относительно общей линии поведения по отношению к германскому правительству. От себя могу добавить, что… под прикрытием будущих переговоров по основным политическим и экономическим вопросам германское правительство хочет получить от нас реальные уступки по ряду сравнительно

маловажных (ну и уступили бы, если они для нас были не важны! — С.К.), но все же существенных для него спорных вопросов. Дело в том, что между нашими и германскими претензиями друг к другу существует большая разница: в то время как мы имеем к германскому правительству только «жалобы», германское правительство имеет по нашему адресу определенные реальные претензии». И вот к этому уже ничего, пожалуй, добавлять не требуется! А 16 МАЯ Литвинов высокомерно и мелочно выговаривал фон Дирксену в Москве за несуществующие вины германского правительства. А потом он стал действовать по давней схеме Сергея Юльевича Витте, который «разводил» Россию и Германию еще в конце прошлого века: