Россия и мусульманский мир № 11 / 2013

Однако совершенно очевидно, что социальный заказ – и от общества, и от структур власти – выглядит существенно иначе и гораздо шире. Как раньше было принято выражаться, «партия и правительство» призывают философов, гуманитариев и прочих представителей «не естественных наук» активно участвовать в жизни общества, в выработке, оценке и реализации политических и управленческих решений. Оставим пока в стороне вопрос, насколько часто такой заказ бывает искренним и нацеленным на подлинное эффективное взаимодействие. Допустим даже, что система власти и управления в этом призыве всегда адекватна и готова всерьез прислушиваться к рекомендациям науки. Однако и в этом случае мы окажемся в нелепом и контрпродуктивном положении: система формализованной отчетности, по крайней мере в ее библиометрической составляющей, ориентированной на так называемые рецензируемые журналы, т.е. на академические списки, не только не ориентирует «общественников» и гуманитариев на неакадемическую активность, но и фактически отвращает от нее, поскольку ресурс времени и сил у каждого ученого понятным образом ограничен. Вместе с тем, если бы библиометрическая статистика сподобилась учитывать не только публикации в Интернете, но и общественную активность вокруг них, в частности ретрансляцию и сетевое тиражирование, ссылки и рекомендации, профессиональные комментарии и т.п., мы уже сейчас получили бы совершенно другую и куда более оптимистичную картину развития нашей гуманитарной науки и ее участия в жизни страны.

Это же относится и к участию науки в подготовке и экспертизе законопроектов, нормативных правовых актов, управленческих решений. Часто в этих разработках присутствует и собственно научный результат, который как таковой не эксплицируется, а потому не учитывается, хотя и получает известное распространение в соответствующих сегментах научного сообщества.

Все это не отрицает известной полезности применения формализованных и количественных методов при оценке результативности отечественной науки. Однако необходимо в полной мере учитывать системные ограничения, накладываемые на применение этих методов спецификой гуманитарной науки вообще и отечественной гуманитаристики в особенности. В противном случае мы можем сами невольно сработать на принижение статуса и имиджа российской науки в мире. И тогда зачем затратные проекты, нацеленные на улучшение образа России?

Возможно, было бы больше пользы, если хотя бы малая часть этих средств была направлена на распространение и продвижение результатов нашей гуманитарной науки за рубежом. Тогда, возможно, у нас было бы меньше проблем и с мировыми базами данных.

«Измерение философии: Об основаниях и критериях оценки результативности философских и социогуманитарных исследований», М., 2012 г., с. 136–143.

Абсурд как социальный феномен

Павел Гуревич, доктор философских наук (ИФ РАН)

Жизнь многообразна: есть в ней смешное, гротескное, противоречивое. Но в данном случае речь идет не о психопатологии обыденной жизни по Фрейду, не о социально-критической «воркотне» по поводу разных неистребимых безобразий, не о человеческом цинизме или глупости, которых, понятно, не занимать. Речь об уникальном явлении. Об абсурде. Как феномен, он глубоко укоренен в обществе. Он онтологичен, потому что без него здание социума обрушится. Если изъять из повседневного обихода абсурд как иррациональный код, люди перестанут выполнять наставления власти.

Власть может сохранить себя только в том случае, если будет посылать обществу сигналы, которые невозможно реализовать в силу их несовместимости. Только с помощью этих мерцающих и ускользающих смыслов можно сохранить относительную стабильность и единомыслие общества. Но в том-то и дело, что эти призывы диссонантны. Нельзя, например, без изощренных самоувещеваний любить Родину и прятать деньги в заграничных офшорах. Добиваться власти и сохранять стерильную политическую девственность. Бороться с коррупцией и не трогать в этом случае самых близких, сановных назначенцев. Придерживаться радикального либерализма и строить социальное государство. Помышлять о том, чтобы уйти из власти, но не забывать при этом, что произошло с другими политиками в аналогичной ситуации.

Абсурд как социальный феномен далеко не безобиден. Он позволяет затуманивать мозги, приучает к бессмыслию, одновременно он рождает блаженные улыбки на лицах тех, кто капитально ушиблен мешком. Абсурд дает возможность шизофренизировать общество, но вовремя прописать и антидепрессанты. Позже, уйдя из конкретных временных рамок, мы поражаемся всеобщему абсурдному ослеплению. Прозревая, мы осознаем, что повторение исторической трагедии, как подметил Гегель, выглядит уже откровенным фарсом.