Россия и мусульманский мир № 9 / 2017

Таким образом, отечественный опыт детального изучения трансформаций религиозного сознания молодежи показывает, что в молодежной среде отчетливо выделяются две разнонаправленные полярные тенденции. Первая тенденция характеризуется сложностью религиозного самоопределения современного молодого россиянина, для которого постсекулярный период следует не за естественной секуляризацией, имевшей место, например, в Европе, а за временем насильственной секуляризации, характерной для советской эпохи. Другая тенденция, противоположная первой, – обращение части современной молодежи к радикальным идеям, формирующим основу фундаменталистских, зачастую экстремистских, псевдорелигиозных течений. Полярность и фактическая автономность указанных тенденций формируют основное противоречие трансформаций молодежного религиозного сознания в России.

В данном случае достаточно важно и интересно узнать, какие тенденции характеризуют религиозные ориентиры современной молодежи за рубежом: есть ли в этих тенденциях что-то общее с российскими, или же, напротив, обнаруживаются преимущественно различия.

Между тем изучение зарубежных исследований по проблемам молодежи и религии позволяет обнаружить явные параллели в научных интересах российских и западных ученых-обществоведов. В зарубежных работах также отчетливо представлены две практически не пересекающиеся ветви исследования религиозной молодежной проблематики.

Так, с одной стороны, в Западной Европе, например, в последние годы все большее внимание ученых привлекают вопросы распространения исламского радикализма в молодежных сообществах [Jeunes et radicalization… 2010; Bouzar 2007]. Стала актуальной тема радикализации молодежи европейских мусульманских общин [Ethno-religious Conflict… 2009] и религиозных корней исламского терроризма [Bar 2004]. Кроме того, на примере различных стран исследуется рост религиозного радикализма среди молодежи Арабского Востока [The Rise of Religious Radicalism… 2015], Южной Азии [Religious Radicalism and Security… 2004], Центральной Азии [Zhussipbek 2013], Албании [Religious Radicalism and Violent… 2015].

С другой стороны, так же, как и в России, в западной науке актуализируются проблемы, касающиеся неоднозначного отношения молодежи современной Европы и США к традиционной христианской религии. Особое значение для ученых в данном ключе обретает проблема взаимозависимости нравственных и религиозных ориентиров молодежи. И если вопросы религиозного молодежного радикализма исследуются главным образом в политизированном контексте, то религиозные и контррелигиозные феномены в молодежной среде, напротив, исследуются преимущественно с социокультурных позиций.

Американские обществоведы М. Дентон, Л. Пирс, К. Смит отмечают резкое снижение уровня религиозности американских тинейджеров. В среде молодых людей – выходцев из традиционных христианских, мусульманских, индуистских, иудаистских и других семей – преобладает самоидентификация как «верующих, но не религиозных». Склонность к разграничению религии и веры, по наблюдениям М. Дентон, Л. Пирс и К. Смита, делает более тернистым и сложным нравственное становление тех, кто совершает «путь через юность» [Denton, Pearce, Smith 2008: 30–31].

Б. Поуп, Дж. Прайс, Д.Р. Лиллард устанавливают характер соотношения между регулярностью посещения церкви и молодежной преступностью и делают вывод, что чем чаще молодой человек посещает церковь, тем меньше вероятность совершения им противоправного деяния [Pope, Price, Lillard 2014], в том числе по этнорелигиозным мотивам.

Наконец, Л. Липпман и Г. Макинтош показывают, каким образом прогресс в сфере экономики и технологий снижает социальную значимость моральных нормативов, закрепленных в традиционных религиях [Lippman, McIntosh 2010].

В работе английского социолога С. Коллинз-Майо «Молодежь и религия: международная перспектива» и определяются уровни религиозности молодых западноевропейцев. С социально-психологических и социокультурных позиций устанавливается и анализируется динамика роста религиозной разнородности молодежных сообществ Западной Европы [Collins-Mayo 2012]. С. Коллинз-Майо указывает, что в Западной Европе в целом и в Британии в частности в контексте «субъективного поворота постсовременной культуры»1 христианство сдает свои позиции, и происходит это не под натиском ислама, как считают многие, а скорее потому, что религиозная социализация в духе христианской традиции утратила поддержку и опору в такой важнейшей малой социальной группе, как семья [Collins-Mayo 2012: 88–90]. Отчасти это происходит и потому, что сам традиционный институт семьи подвергается на Западе серьезной деформации.