Россия и последние войны ХХ века

Минувшие месяцы уже показали, что, независимо от воли и желаний конкретных командиров 14-й армии, она, в общем, придерживается нейтралитета, следуя приказам, полученным из Москвы. Иное означало бы бунт со всеми вытекающими для зачинщиков следствиями, и я не считаю морально обеспеченными требования тех представителей радикальной оппозиции в Москве, которые, сами ничем не рискуя, по сути, добивались от 14-й армии именно такого прямого неподчинения. Стало быть, с этой стороны Кишинев мог быть вполне спокоен: никакого «массированного возмездия» ему ожидать не приходилось. Разумеется, акцией такого возмездия нельзя считать и артиллерийский удар по Кицканскому плацдарму, откуда регулярно, уже после официального разведения войск, шел обстрел Бендер.

Состоявшийся уже при Лебеде, он был весьма чувствителен для Молдовы, однако вряд ли сам по себе мог изменить столь тщательно разрабатываемые планы. К тому же, хотя удар этот принято считать инициативой самого Лебедя и он принес ему немало славы и обожания в Приднестровье, по некоторым сведениям из весьма достоверных источников, заслуга по праву должна быть приписана одному из офицеров, принявшему решение о нанесении удара; Лебедь же, оценив политические дивиденды акции, не стал раздувать вопрос о дисциплинарном нарушении. Но, повторяю, это одна из версий. И, как бы то ни было, Молдова имела все основания расценить этот удар, сколь бы он ни был болезнен для нее, как спорадическое, а не систематическое действие. И все же — в августе уже можно было уверенно говорить о том, что новой эскалации военных действий не последует.

Разумеется, одну из причин этого можно видеть в том, что Молдова получила жестокий отпор и могла измерить, до какой степени она недооценила энергию сопротивления приднестровцев. А о силе последнего, в частности, свидетельствует и такой факт: в течение нескольких месяцев важнейший Кошницкий плацдарм удерживали 400–500 человек, к тому же хуже противника вооруженных [649]

. Между тем Красная армия в 1944 году при освобождении МССР потеряла здесь две дивизии.

Разумеется, не будем сравнивать гитлеровскую военную машину [650] с тем, что являла собою в 1992 году армия РМ. И все же: соотношение сил было 1 к 4, в пользу Молдовы. Тем не менее, потери ее составляли, по данным 1994 года

[651], около 3 тысяч убитых и около 9000 раненых. Приднестровье потеряло 675 человек убитыми, около 4 тысяч ранеными. Соотношение примерно такое же, как и в Абхазии, где вооруженное вначале чем попало ополчение защищало свою землю. Что ж, еще Наполеон, не последний знаток военного дела, говорил, что в мире есть две силы — меч и дух, и дух, в конечном счете, всегда побеждает меч.

Дух Молдовы, после провалившегося блицкрига, был в далеко не лучшем состоянии. Но все же военный кулак снова стягивался — так что же остановило удар?

Причина, думается, в том, что именно в это время начинает исподволь, а затем все более явно проявлять себя новая стратегическая линия, целиком связанная с именем генерала Лебедя, — линия на всестороннюю дискредитацию ПМР в лице ее руководства, полную маргинализацию республики, удушение ее санкциями и, если удастся, организацию «народного восстания», сбрасывающего «негодных правителей». Первые шаги к этому были сделаны еще летом 1992 года, когда быстро ставший правой рукой нового командарма комендант Тирасполя, полковник Михаил Бергман, развернул необыкновенную информационную активность особого свойства. В регулярных сообщениях последнего красной нитью стала проходить тема «бесчинств», будто бы устраиваемых приднестровскими гвардейцами, ополченцами и казаками. Разумеется, как и повсюду, где развернулись жестокие междоусобные конфликты и где появилось большое число вооруженных людей, к тому же еще не организованных в регулярную армию, прискорбные инциденты были. Но подобной информации в сообщениях Бергмана было так много и подавалась она столь специфическим образом, что Кишинев охотно тиражировал ее даже без всякой редакции.

Довольно загадочной представляется роль Лебедя и в истории с комбатом Юрием Костенко, бросившей мрачную тень на ПМР. Костенко — один из тех персонажей, которых выдвигает любая, особенно же гражданская, война и в которых подлинная удаль и отвага сочетаются с уголовщиной и очень большой жестокостью. По типу он близок к знаменитому сербскому Аркану [652], снискавшему мрачную славу во время войны в Хорватии и Боснии. Подобная слава окружала Костенко к концу военных действий в Бендерах, и по сумме предъявленных ему обвинений прокуратурой ПМР против него было возбуждено уголовное дело, а сам он помещен в СИЗО, со строжайшим запретом прокурора Б. Лучика кого-либо допускать к подследственному без его, Лучика, личной санкции.