Россия и русские в мировой истории

Созданный либералами, а затем эмигрантской философией (В. Н. Лосский, о. Василий Зеньковский) культ В. Соловьева затмил ортодоксальную православную русскую философию50

. Многие поборники «вхождения в цивилизованное сообщество» ссылаются на эту крупнейшую фигуру в русской мысли как на «авторитетнейшего оппонента славянофилам», представляя его как безупречного западника. В. Соловьев, страстный адвокат единения России и Европы, в своем умозрительном построении «свободной теократии» создавал модели, совсем не являвшиеся идеалом либералов. Соловьев выводил толкования свободы, веротерпимости не из идеи незавершенности истины, а из доведенной до максимализма добровольности принятия Истины. Его нельзя назвать западником в общепринятом смысле — поборником просвещения, представительных учреждений и позитивного права.

Весомость и авторитетность всем высказываниям и мнениям В. Соловьева придавала слава, обретенная» им вовсе не на поле либерализма, а благодаря учению о Богочеловечестве. В его теории источник власти — Бог, а не народ. Православное самодержавие помазанника Божия — идеальное воплощение христианской идеи в государственности, а наднациональная организация католической церкви- наилучшая модель для вселенского утверждения христианства. Не Вольтер и Мабли, не Конвент или Декларация прав человека и гражданина вдохновляли Соловьева, но католицизм периода его торжества, подвижники его духа Бл. Августин и Франциск Ассизский, папский престол времен Григория VII, перед которым в рубище склонился император Генрих IV. Соловьевская «свободная теократия» — антипод правовому государству и полное отрицание позитивного права. Именно в христианском толковании «правовое государство» — легализация грехопадений человека, которого удержать от преступления можно лишь угрозой уголовного наказания. В. Соловьев был влюблен в еще непросвещенную Европу и, видя ее очевидную гибель, считал, что православная Россия способна удержать это падение своей жертвой и отказом от «собственного» мессианизма в пользу мессианизма вселенского.

Именно с В. Соловьева противопоставление «вселенского» и «национального» будет повторяться и тиражироваться (Г. Флоровский, Н. Бердяев). Знаток темы Третьего Рима Н. В. Синицына убедительно показывает, что это «противопоставление — продукт исторического и философского мышления Нового времени, как и противопоставление допетровской и петровской Руси… (подобно тому определению «средних веков» как «темных», которое им на Западе дали «Новое время» и эпоха Просвещения, чтобы оттенить собственное значение)"51 . Многолетняя полемика, что бурлила вокруг философских идей В. Соловьева, сегодня предана забвению, поскольку обществоведение возведено на идее движения истории к единой модели через Марксовы формации или приобщение к «универсальной» западноевропейской цивилизации, что делает иные исторические опыты в лучшем случае неинтересными. Однако эта полемика свидетельствует, что В. Соловьев как философ своим оппонентам проиграл. Отчетливо обнажает первоначала мировоззрения дискуссия между Соловьевым и Л. А. Тихомировым по основным религиознофилософским вопросам, а также его спор с Н. Н. Страховым вокруг знаменитой книги Н. Я. Данилевского «Россия и Европа».

Основные построения В. Соловьева в области веры и истории под ярким пером Л. Тихомирова не выдержали критики. Это навязчивая утопия свободной теократии под короной русского самодержца и под духовной эгидой папы римского, отрицательное отношение к принципу автокефальных национальных церквей, искажение роли православия в истории России. Утверждая, что западный человек утратил веру и дух и великая Европа на пороге гибели, Соловьев подчеркивал глубокую пронизанность русского народа христианским духом, приводя сравнение самопрозваний как выражения национального идеала: у французов это «прекрасная Франция», у англичан — «добрая старая Англия», у немцев — «немецкая верность». «Называет ли русский народ Россию прекрасною, говорит ли он о русской славе или о русской честности и верности? — спрашивает Соловьев. — Желая выразить свои лучшие чувства к родине, он говорит только о «святой Руси». Вот идеал не консервативный, не либеральный, не политический, не исторический, не формально этический, а идеал нравственно-религиозный» («Национальный вопрос в России»). Это и делает русский народ единственным спасителем христианского мира, для чего он должен отдаться под эгиду папы и внести свой дух в растлевающуюся Европу.