Россия и русские в мировой истории

Дехристианизация мира — апостасия происходит не только по вине русской революции и советского атеизма. Современное западное сознание и обществоведение впечатляют безрелигиозным скептицизмом и рационализмом, духовным вакуумом, о котором немало говорят западные мыслители, например Гюнтер Рормозер, отмечающий в качестве причины — полную дехристианизацию сознания70

. Однако этих авторов редко цитируют в России по сравнению с идеологами глобализма и единого мира — сугубо левого универсалистского проекта. К. Поппер с его впечатляющей доктриной «открытого общества», врагом которого становятся гении мировой культуры Платон и Аристотель, Шекспир и Достоевский — все, кто утверждал четкие представления о добре и зле и абсолютные нравственные и этические табу, — совершеннейший и даже вульгарный материалист. Поппер куда дальше, чем Маркс, продвинулся к полному нигилизму в отношении какой-либо духовности и соединил сугубо материалистическое толкование человека и его сознания, понятие об этике как преходящем отражении состояния общества с крайне либеральной трактовкой личности и общества. Это К. Маркс, Д. Писарев и Ф. Хайек в одном лице. Возникает забавное ощущение, что К. Маркс — человек христианского мира, даже носитель христианской культуры, во всяком случае полностью оперирующий ее категориями, хотя и борющийся против ее основ. Поппер уже дитя не только идей материализма и либерализма, он порождение общества, выросшего на этих идеях, он даже не носитель христианской культуры и не оперирует ее понятиями. Атеизм Маркса патетичен, эпатичен и религиозен, как у Петруши Верховенского, ерничающего над иконой. Атеизм Поппера теплохладен и скептичен, как у фаустовского Мефистофеля, но, пожалуй старше — как у Пилата. Когда Спаситель сказал тому: «Я на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине», Понтий Пилат, пожав плечами, цинично усомнился: «Что есть истина?» (Иоан. 18. 37, 38). Это и стало девизом К. Поппера и Дж. Сороса и их «открытого общества», суть которого именно в отсутствии всякого духовного задания, потому-то оно и есть «общество более высокой стадии социальной организации» и в отличие от закрытого общества, различающего добро и зло, постулирует, что «мы все действуем на основе идеи несовершенного понимания»71

, то есть на относительности всех ценностей. Девиз этот мерцает на сервере Института Открытого общества (Интернет). Пилат мог бы быть доволен.

Такое мировоззрение вдруг обнаруживает свой полный отрыв от всей человеческой культуры, которая представляется уже даже не предшественницей настоящего и не может быть истолкована в терминах и категориях современного либерализма. А. С. Панарин признает, что Просвещение во всем полемизировало с христианством, но «сохранило его установки, связанные со смыслом исторического времени, идущего в заданном направлении. Все идеологические проекты Просвещения так или иначе восходили к единому христианскому проекту — обретению человечеством Земли Обетованной — конечного пункта многотысячелетнего исторического странствия». Но кредо неолиберализма — жить сиюминутным, без больших целей. «В этом состоит новейший либерализм, осовобождающий человека от бремени исторической ответственности… Либералы постмодерна утверждают равнозначность любых отрезков времени и предлагают нам погрузиться в их мозаику, оставив всякие заботы о мысли и направленности социального времени»72

.

Атомизация, временный характер всех существующих связей человека и общества были на рубеже 70-х годов XX в. подмечены в весьма неглубокой книге Элвина Тоффлера «Шок будущего»73

, которая вызвала громадный интерес, хотя была совершенно беспомощна в выявлении первопричин энтропии — утраты абсолютного нравственного целеполагания бытия, обеспечивающего преемственность стержня в меняющихся исторических формах. Процесс осознания отчуждения современности от прошлого подметил в серьезной западной историографии Ю. Л. Бессмертный, показавший, как «интенсивные историко-антропологические штудии 70-80-х годов» «подтолкнули многих историков к глубокому и принципиальному переосмыслению нашей связи с прошлым, нашего его восприятия и нашего собственного «я». В этом пересмотре «отброшена уже не только идея прогресса, но и идея преемственности в развитии общества»74 .