Читаем Россия и Запад полностью

В. Эджертон не стал придумывать смешные аналогии к египетским пирамидам (у Лескова они «керамиды»), а выбрал сходное понятие египетские обелиски и скаламбурил последнее слово как «hobble lists» (т. е. стреноженные, хромые списки). И тут же кадриль (у Лескова «кавриль») Эджертон перевел каламбурно более точно и более смешно: cod drill — тресковое сверло!

Удачна стихотворная находка Эджертона в переводе поговорки Лескова «Небо тучится, брюхо пучится» (глава 16): «Dark skies, bellies rise» («Небеса темные, животы разбухают»),

А «Твердиземное» (море) в той же главе Эджертон перевел не сходно, но выразительно: вместо «Mediterrannean» — «Militerrannean».

Достойна похвалы выдумка переводчика (тоже глава 16), как назвать лесковского «полшкипера» (шкипер — капитан торгового судна, а «полшкипер» — его первый помощник). Вместо рангового слова в звании (первый помощник — first mate) Эджертон использует сходно звучащее слово thirst (жаждущий), памятуя, что «полшкипер» описывается как изрядный выпивоха.

Единичные каламбурные переводы Эджертона менее удачны. Неудачен по всему тексту рассыпанный перевод остроумного лесковского каламбура «мелкоскоп» вместо микроскопа: «nitroscop». «Долбица умножения» (глава 16) переведена как «stultification table». «Stultification» неплохо замещает буквальную multiplication, но главное — то, что каламбурится у Лескова: ученикам приходится «долбить» трудную таблицу, — здесь совсем исчезает.

Поразительна ориентация В. Эджертона в церковном словаре (не забудем, что он — один из руководителей квакерского движения в Америке). У Лескова имеется неясная и для русского человека запутанная фраза (глава 15): «…У нас есть и Боготворные иконы и гроботочивые главы и мощи» (конечно, лучше бы сказать чудотворные иконы и мирроточивые головы и мощи

) — здесь он слегка насмехается над «чудесами». Но переводчик использовал именно понятие, обозначающее мирру — кризм (Crism), каламбурно преобразовав его в призму. «…We’ve got God-wondering icons and prism-working relics».

И в другой раз Эджертон, хорошо знакомый с описываемым Лесковым сюжетом, проявил некоторую добавочную самостоятельность. В 15-й главе Левше, находящемуся в Англии, преподносят «горячий студинг в огне». В переводе это звучит «hot glum pudding in flames». Лескову хотелось показать яркий контраст как бы застывшей массы пудинга с охватившим ее пламенем (пудинг поливали ромом и поджигали), поэтому писатель придумал великолепный каламбур «студинг». Эджертон пожелал сохранить пудинг без изменения, а для каламбура ввел отсутствующее у Лескова слово glum (грустный), явно заместивший здесь слово plum (сливовый).

Несколько каламбуров Лескова Эджертон не стал переводить каламбурно же, ограничился буквальным переводом первозданного смысла: преламут (перламутр), часы с трепетиром (с репетиром, особым звуковым устройством), буфта (бухта), парей (пари), рысь (рис).

Эти слова еще ждут своих каламбурных интерпретаторов. Отмечу колоритный пример. Сын моего покойного товарища В. Р. Шагинян, ныне почтенный профессор-физик, недавно предложил английский каламбур на «рысь-рис». У Лескова фраза в 18-й главе звучит: «курицу с рысью съел» (ведь рис в тогдашней России еще не был широко распространен и именовался сарацинским пшеном). Эджертон не стал изобретать свой каламбур и просто перевел: «ate… chicken and rice». А В. P. Шагинян предложил chicken and lice (т. е. курицу со вшами), имея в виду не только созвучие, но и внешнее сходство рисинок и вшей.

Надеюсь, что замечательные каламбуры В. Эджертона найдут продолжателей.

Выражаю глубокую благодарность родственной мне семье Миллер, Татьяне и Джеймсу, за англоязычные консультации.

____________________

Б. Ф. Егоров

Из швейцарских впечатлений Д. П. Ознобишина

Даровитый поэт, прозаик и переводчик с западноевропейских и восточных языков Дмитрий Петрович Ознобишин (1804–1877) не был особенно знаменит при жизни; сравнительно редко вспоминали о нем и в дальнейшем. Однако значительная часть им созданного все же выявлена и издана[290], его разнообразная деятельность прослежена и изучена[291], а обширный архив, находящийся в Пушкинском Доме, тщательно разобран и описан[292].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное / Документальная литература
Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное