О флоте. Один из лучших адмиралов царя, англичанин Паддон, вопреки британской традиции известный человеколюбивым отношением к матросам, писал, что «русский флот, вследствие дурного продовольствия, потерял людей вдвое больше любого иностранного флота». И это при том, что в те времена во всех военных флотах царили жутчайшие условия быта для матросов…
В 1716 г. адмирал Девьер писал царю из Копенгагена: «Здесь мы нажили такую славу, что в тысячу лет не угаснет. Из сенявинской команды умерло около 150 человек, и многих из них бросили в воду в канал, а ныне уже покойников 12 принесло ко дворам, и народ здешний о том жалуется, и министры некоторые мне говорили, и хотят послать к королю».
У того же Паддона в 1717 г. из-за гнилого продовольствия в течение месяца из 500 новобранцев умерло 222, а остальные «почитай, помрут с голоду, обретаются в таком бедном состоянии от лишения одежды, что, опасаются, вскоре помрут». (Письмо Паддона.)
Наконец, примером совершенно утопических «прожектов», повлекших огромные жертвы, остается Прутский поход Петра.
Представители православных балканских народов, буквально осаждавшие Москву с просьбой о помощи, из лучших побуждений преувеличивали размах антитурецкого движения в своих странах и в таких же пропорциях преуменьшали ожидавшие русскую армию трудности. Изображалась совершенно фантастическая картина: как при одном появлении русских войск сербы, черногорцы, болгары, валахи и молдаване прямо-таки сметут в едином порыве турецких угнетателей…
Наслушавшись этих сказок, Петр писал фельдмаршалу Шереметеву: «Господари пишут, что как скоро наши войска вступят в их земли, то они сейчас же с ними соединятся и весь свой многочисленный народ побудят к восстанию против турок: на что глядя и сербы (от которых мы такое же прошение и обещание имеем), также болгары и другие христианские народы встанут против турок, и одни присоединятся к нашим войскам, другие поднимут восстание внутри турецких областей; в таких обстоятельствах визирь не посмеет перейти за Дунай, большая часть войска его разбежится, а может быть, и бунт поднимут».
Французский историк Жорж Удар писал впоследствии: «…он (Петр. -
Оценка событий вернейшая… В июня 1711 г. русские войска под командованием Петра вступили в Молдавию. Однако единственной «подмогой», какую они дождались, стал приезд молдавского господаря Кантемира с кучкой придворных. Не было ни многотысячных отрядов восставших, ни обещанных складов с провиантом, ни воды. А турецкое войско вместо того, чтобы поднять бунт против своих начальников и разбежаться, взяло русских в окружение…
Петр, сидя в осажденном лагере, до того пал духом, что, направив к великому визирю своего посла Шафирова, приказал добиваться мира любой ценой. Если потребуется, не только отдать Турции все завоеванные на юге земли, но и вернуть шведам всю Прибалтику, кроме Петербурга, а если шведам этого покажется мало, отдать им и Псков с прилегающими землями… Словом, велено было «соглашаться на все, кроме рабства».
К счастью, турки вовсе не собирались вести дипломатические баталии в защиту шведских интересов (иначе, вполне возможно, в Пскове сегодня говорили бы по-шведски). Однако в отстаивании
В Прутском походе русская армия потеряла 27 285 человек. Из них в боевых действиях погибли только 4800, остальные - от жажды, болезней и голода. Однако, вернувшись в Петербург, Петр поступил совершенно по-советски - устроил пышный парад, словно это он остался победителем и безусловным триумфатором…
На фоне столь трагической неудачи почти незамеченной прошла и забылась надолго гибель в Хиве двухтысячного отряда князя Бековича-Черкасского, отправленного реализовать очередной преждевременный петровский прожект - разыскать старое русло реки Аму-Дарья и направить ее течение в Каспийское море…