Теперь – евреи. Копий тут сломано превеликое множество, да вот беда – копья какие-то гниловатые. Если взглянуть непредвзято, выяснится, что и сторонники, и противники версии о революции как «еврейском заговоре» совместными усилиями (именно так!) загнали проблему в тупик. Одни с пеной у рта сваливали все без исключения беды на жидов, другие отбивались столь же примитивно и убого, уныло талдыча: «Все вранье, а евреи – хорошие». Именно эта примитивная постановка вопроса привела к тому, что у нас до сих пор нет подробной, объективной и свободной от любых перегибов (как со стороны «обличителей», так и «защитников») истории российского еврейства: его жизни, политических и литературных течений. Меж тем история российских евреев, как и любого другого народа, несомненно, во сто раз сложнее и интереснее, чем это нам рисуют примитивы-критики и примитивы-защитники. Вольнодумное брожение в среде еврейства XVIII века, вызванное общей волной брожения европейского, – что мы об этом знаем? Шолом-Алейхема еще с грехом пополам способны вспомнить – но совершенно забыт Липецкий, автор нашумевшей в свое время антихасидской повести «Польский мальчик», или Шацкес, автор «Предпасхальных дней», направленных против старозаветного иудаизма…
Лучше всего, думается, будет обратиться к книге весьма авторитетного свидетеля – Голды Меир [120]. Что же она пишет о состоянии еврейской политической мысли начала века?
«Тоска евреев по собственной стране не была результатом погромов (идея заселения Палестины евреями возникла у евреев и даже у некоторых неевреев задолго до того, как слово «погром» вошло в словарь европейского еврейства); однако русские погромы времен моего детства придали идее сионистов ускорение, особенно когда стало ясно, что русское правительство использует евреев как козлов отпущения в своей борьбе с революционерами.
Большинство еврейской революционной молодежи в Пинске, объединенной огромной тягой к образованию, в котором они видели орудие освобождения угнетенных масс, и решимостью покончить с царским режимом, по этому вопросу разделилось на две основных группы. С одной стороны, были члены Бунда (Союза еврейских рабочих), считавшие, что положение евреев в России и в других странах переменится, когда восторжествует социализм. Как только изменится экономическая и социальная структура еврейства, говорили бундовцы, исчезнет и антисемитизм. В этом лучшем, просветленном, социалистическом мире евреи смогут, если того пожелают, сохранять свою культуру: продолжать говорить на идиш, соблюдать традиции и обычаи, есть, что захотят.
Поалей Цион – сионисты-социалисты… смотрели на это по-другому. Разделяя социалистические убеждения, они сохраняли верность национальной идее, основанной на концепции единого еврейского народа и восстановлении его независимости. Оба эти направления были нелегальны и находились в подполье, но, по иронии судьбы, злейшими врагами сионистов были бундовцы…»
Что, добавлю от себя, нашло подтверждение впоследствии: Бунд влился в партию большевиков, Поалей Цион в двадцатые годы раскололся из-за внутренних противоречий (в которых довольно явственно проглядывают уши ГПУ). Когда в 1920 г. из Палестины в РСФСР приехали члены так называемого «Гдуд ха-авода», отнюдь не во всем разделявшие большевистскую идеологию, большевики расправились с ними довольно быстро – часть сослали в Сибирь, часть расстреляли. А в 1927 г. ОГПУ бросило в тюрьму главу хасидов, любавичского ребе Иосифа-Ицхока Шнеерсона – за его религиозную деятельность (кстати, синагоги осквернялись столь же беззастенчиво, как и христианские церкви). Приговоренный сначала к расстрелу, а потом к ссылке, Шнеерсон был выпущен исключительно благодаря волне протестов из-за границы… [111]
Лидером сионистов в России долгое время был интереснейший человек – Владимир Жаботинский. Перечитав некоторые его труды (изданные, стоит подчеркнуть, в Израиле, для