Россия распятая

Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух,– Да, таким я и буду с тобой:Не для ласковых слов я выковывал дух.Не для дружб я боролся с судьбой.Ты и сам был когда-то мрачней и смелей,По звездам прочитать ты умел,Что грядущие ночи темней и темней,Что ночам не известен предел,

Вот – свершилось. Весь мир одичал, и окрестНи один не мерцает маяк,И тому, кто не понял вещания звезд, —Нестерпим окружающий мрак.И у тех, кто не знал, что прошедшее есть,Что грядущего ночь не пуста, —Затуманила сердце усталость и месть,Отвращенье скривило уста…Было время надежды и веры большой —

Был я просто доверчив, как ты.Шел я к людям с открытой и детской душой,Не пугаясь людской клеветы…А теперь – всех надежд не отыщешь следаВсе к далеким звездам унеслось.И к кому шел с открытой душою тогда,От того отвернуться пришлось.И сама ты, душа, что пылая ждала,

Треволненьям отдаться спеша, —И враждой и любовью она изошла,И сгорела она, та душа.И остались – улыбкой сведенная бровь,Сжатый рот и печальная властьБунтовать ненасытную женскую кровь,Зажигая звериную страсть…Не стучись же напрасно у плотных дверей,Тщетным стоном себя не томи:

Ты не встретишь участья у бедных зверей,Называвшихся прежде людьми.Ты– железною маской лицо закрывай,Преклоняясь священным гробам,Охраняя железом до времени рай,Недоступный безумным рабам.

9 июня 1916 г.[70]

Мой учитель Борис Владимирович Иогансон

После III курса студенты распределялись по мастерским известных художников. У нас были тогда два конкурирующих направления. Б. В. Иогансон – представитель московской школы училища живописи, ваяния и зодчества и В. М. Орешников – представитель ленинградской школы, возросшей на эрмитажной музейности. Их объединяло верное служение партии и правительству.

Иогансон чтил своего учителя К. А. Коровина, Орешников – Эрмитаж и Эль Греко. У Иогансона была плотная реалистическая живопись и стремление к жизненной правде, когда речь шла о передаче «натуры», у В. М. Орешникова (ректора института имени Репина, где я учился) дамское заученное эпигонство – эклектическая интеллигентность, почерпнутая в Эрмитаже. Многим из нас это не нравилось. Его картина «Ленин сдает экзамены» была написана сдержанно по колориту, в ее композиции мы прочли уроки старых мастеров. Юный Ленин был, разумеется, неотразим, и на лицах экзаменующих его профессоров было отражено изумление перед глубиной знаний брата цареубийцы – будущего вождя мирового пролетариата. Виктор Михайлович Орешников очень заикался, и на защите дипломов «боги» соцреалистического Олимпа любили поспорить между собой, порой сводя личные счеты в присутствии болеющих за оценки дипломников, гостей и студентов. Защита дипломов тем не менее всегда была торжественной и значительной. Она происходила в старом академическом зале с высоким куполом потолка, где когда-то, по преданию в 1863 году, произошел «бунт четырнадцати» во главе с Крамским. Это был бунт во имя России, позднее, под воздействием «социальных установок», он превратился в тенденциозное отражение русской действительности. Кто из нас не знает и не чтит передвижников? Хотя, разумеется, по степени таланта они были очень разными.