Россия распятая

3а несколько дней до закрытия выставки мне снова позвонил мой друг из Ленинграда и обрадовал, что меня восстановили в звании студента и я получу стипендию. Рассказывают, что это произошло так. Когда побывавший на моей выставке министр культуры СССР Михайлов на одном из официальных приемов в лоб спросил у Иогансона: «Глазунов ваш ученик?» – Иогансон (я представляю его лицо в этот момент!) ответил: «Он не мой ученик, а в настоящий момент даже не студент института имени Репина – мы его исключили». Министр коротко ответил: «А я бы от такого ученика не отказался, пусть наша молодежь дерзает!» К этому добавлю, что через некоторое время бывший комсомольский лидер, ставший министром культуры, возглавил кампанию травли против меня, называя «идеологическим диверсантом». Но тогда, после его реплики о пользе дерзости, меня восстановили в институте – наверняка потому, чтобы не раздувать скандал в мировой прессе, да и не злить людей, терпеливо выстаивающих, чтобы попасть на выставку, огромные «хвосты» очередей.

Из выступлении печати у меня сохранилась статья критика Анатолия Членова, того, которого я уже упоминал в связи с его выступлениями против Александра Герасимова. Хочу привести отрывки из этой статьи. Я с благодарностью храню ее по сей день. Называлась она «Искания молодости» и была напечатана в «Литературной газете».

«Персональная выставка молодого студента-художника, скажем прямо, вещь необычная. А ленинградец Илья Глазунов, чья выставка сейчас открыта в ЦДРИ, по-настоящему молод – и потому, что ему 26 лет, и потому, что он охвачен молодой жаждой открытий и свершений…

Одна из тем Глазунова – любовь. Глазунов пишет о любви снова и снова, во всем ее увлечении, тревогах, упоении, разлуках, замирании сердца, как писали о ней в русской поэзии. Первый поцелуй среди пустого хмурого двора, горечь расставания на аэродроме, хмельной ветер, овевающий влюбленных на весенней набережной, скамья в парке белой ночью, голова любимого, прижатая к груди… Один из рисунков называется «Ушла». Метель крутит снег над Невой, мужчина с поднятым воротником стоит спиной к нам и глядит вдаль, и снег заносит следы торопливых шагов «ее». Картина «Утро» посвящена, напротив, полноте счастья. Юноша стоит у распахнутого окна. 3а окном голубое утро и панорама Ленинграда с величественным куполом Исаакия. А его любимая, юная и прекрасная, еще покоится в полусне.

Изображение нагого тела в нашей живописи, скажем мягко, не поощрялось. Ханжи и доктринеры, администраторы от искусства с завидным успехом пытались изгнать из обихода живописи социалистического реализма, как «безнравственный», бессмертный мотив, вдохновлявший стольких великих реалистов! В последние года три у нас происходит его возрождение, но, ах, это все одни купанья да физкультзарядки. А классические Данаи и Венеры покоились на ложе любви – и ничего, в безнравственности не упрекнешь… Нельзя не похвалить Глазунова за смелость, с которой он нарушил нелепейшее табу и вернул этой теме земную прелесть и поэзию чувств.

А возле новые и новые мотивы – страшные образы «Блокады», «Голода» снедаемые душевными терзаниями лица героев Достоевского, сам Достоевский, облокотившийся у трактира на балюстраду петербургского канала, сумрачный, погруженный в думы. Дальше лицо блоковской «Незнакомки», сам Блок, уголки Ленинграда, множество портретов (все больше людей искусства).

Глазунов чуток к темам трагического звучания, да это и не удивительно – он потерял в ленинградскую блокаду отца и мать. Когда смотришь его работы этого плана, понимаешь, что страдания и утраты для него не пустое слово. Видимо, поэтому он умеет в ленинградском пейзаже подметить не только лирические и величавые черты, но и то, что созвучно таланту Достоевского и Блока, он умеет представить себе в прошлом «страшный мир» и людей, «обожженных языками преисподнего огня».

Не обладай Глазунов глубоким чувством трагической коллизии, он не создал бы и своего Фучика, не задумал, бы и «Дорог войны». Страстность – одна из наиболее сильных сторон его таланта. Вместе с тем здесь сказывается и юношеская неопытность, порой он «рвет страсть в клочья». Широко расширенные глаза уместны в портрете вдовы трагически погибшего артиста Яхонтова, уместны и в образе Настасьи Филипповны из «Идиота», но когда такие расширенные глаза видишь в целом ряде работ, поневоле вспоминаешь, что есть на свете и другие средства выразительности.

Хорошо, что мы увидели эту выставку. И неплохо бы закрепить добрый почин ЦДРИ, сделав его малый зал постоянной творческой трибуной молодых художников, московских и иногородних. Серия небольших персональных выставок молодежи будет как нельзя более уместна накануне Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве»[73].