Россия - Разборка

- Неделю назад, - ответил Калмыков.

Сорокин ожидал продолжения, но Калмыков молчал. Пауза затягивалась, становилась неловкой, тяжелой.

- Одну минуту, - проговорил Сорокин и придвинул к себе компьютерную клавиатуру. - Мне нужно сохранить текст.

Никакого текста ему сохранять было не нужно, он просто хотел выиграть немного времени, чтобы освоиться в этой ситуации, отчего-то неудобной для него, неприятной. Он нажал клавишу. Курсор не шевельнулся. Пощелкал мышью. Никакой реакции. Компьютер "завис".

- О Господи! - удивился Сорокин. - Вы в самом деле умеете выводить из строя компьютеры?

Калмыков посмотрел на него с вежливым недоумением:

- Не понимаю, о чем вы говорите. Я не разбираюсь в компьютерах.

- Это я так, к слову, - пробормотал судья, тут же разозлился на себя и решительно заговорил: - Константин Игнатьевич, я действительно рад, что вы на свободе. Очень рад. Буду откровенным. Все эти два года ваше дело не выходило у меня из головы. Я вам больше скажу: меня почему-то мучила совесть. Не понимаю почему. Это трудно объяснить.

- Это легко объяснить, - бесстрастно возразил Калмыков. - Это значит, что у вас есть совесть.

- Надеюсь, что есть, - с веселой иронией подтвердил судья, пытаясь перевести разговор в тон легкой светской беседы. - Сам я в этом не сомневался. Но услышать от других все равно приятно. Ваши слова облегчат мне жизнь.

- Нет, - сказал Калмыков.

- Нет? Что значит "нет"?

- Не облегчат.

Не получалось светской беседы. Правильнее всего было дать Калмыкову разрешение на допуск в судебный архив и закончить этот тягостный разговор. Но что-то мешало Сорокину это сделать.

- Константин Игнатьевич, я не думаю, что вы можете быть на меня в обиде, серьезно, доверительно проговорил он. - Приговор не мог быть иным. Такой же приговор вынес бы любой судья. Против вас было все. И главное - ваше признание.

- Я не в обиде на вас. Вы делали свое дело.

- Рад, что вы это понимаете. Вы были офицером и знаете, что это такое. Человек в мундире обязан делать то, что ему может не нравиться как человеку. Я судья. Мой мундир - мантия. В сущности, каждый человек всю жизнь носит мундир. Тот или другой. Без мундира он бывает всего один раз - когда приходит в этот мир.

- Два, - поправил Калмыков.

- Какой второй?

- Когда уходит.

- Да, конечно, - согласился судья. - Вы правы. Мне хотелось бы задать вам один вопрос. Можете не отвечать. Но если решите ответить, ответьте честно. Вы знали, что от вашего имени куплена квартира вашей жене?

- Нет.

- Нет?

- Нет.

- А тогда зачем вы признали себя виновным?

- Посоветовал адвокат.

- Вот как? - насторожился Сорокин. - Это вам посоветовал Кучеренов?

- Да. Он сказал, что иначе дело вернут на доследование, я просижу в Лефортове еще год, а потом получу на всю катушку.

- Могло быть и так, - подтвердил судья.

- Он сказал, что Галину будут таскать на допросы.

- Ей пришлось бы через это пройти.

- Еще он сказал: ее квартиру могут конфисковать.

- Так вам сказал Кучеренов?

- Да. Если будет доказано, что это мой гонорар за убийство Мамаева. Он сказал, что они могут это доказать. Что они могут доказать все.

- Не в моих правилах плохо говорить о коллегах, - заметил Сорокин. - Но иногда хочется изменить этим правилам.

- Вы изменили. Я понял.

- Да, изменил. И не жалею об этом. Очень хочется верить, что за этот совет он получит гонорар полной мерой. Там, куда мы приходим без мундиров.

- Раньше, - сказал Калмыков.

- Что вы имеете в виду?

- Он получит гонорар раньше.

- Полагаете, его замучает совесть? Не рассчитывайте, Константин Игнатьевич. Он из той породы людей, которые плохо спят только после слишком плотного ужина. Оставим это. Чем вы намерены заняться?

- Пока не знаю. Сначала нужно кое в чем разобраться. И сделать одно дело.

- Могу я чем-нибудь вам помочь?

- Можете. Мне нужен телефон следователя, который вел мое дело. Я спрашивал в прокуратуре, они не дали.

- Они и не могли дать. Следователя застрелили. Недели через две после суда над вами.

- Кто?

- Неизвестно.

- Почему?

- Неизвестно.

- Как это произошло?

- Ночью, на Рязанском шоссе, километрах в сорока от Москвы. Его нашли мертвым в салоне его "БМВ".

- Ограбление?

- Нет.

- Это связано с моим делом?

- Может быть. В этой истории много вопросов и нет ответов. Откуда у него появилась новая "бээмвуха"? При его-то зарплате. Прокурор говорил мне, что . следователь вроде бы вышел на след того, кто вас нанял. "БМВ" - это могло быть платой за старание. Или за молчание. А убийство? Не знаю. Гарантией молчания? Все может быть. Но это всего лишь мои предположения, - предупредил Сорокин. Преступление не раскрыто. "Висяк". И мне почему-то кажется, что оно так и останется "висяком".

Калмыков немного помолчал и встал.

- Спасибо, что приняли меня, - вежливо произнес он.

- Не стоит благодарности, - отозвался судья. - Я позвоню в архив. Скажу, чтобы вам разрешили ознакомиться с вашим делом.

- Не нужно. Это был предлог. Я хотел поговорить с вами.

- Помог вам разговор?

- Да. Все, что я хотел узнать, я узнал.