Россия - Разборка

Генерал цепко, остро впился в мое лицо глазами, как бы пытаясь понять, откуда мне это известно. Но не понял, а спрашивать не стал. Сработала профессиональная выучка. Он привык к тому, что никто никогда прямо не отвечает на прямые вопросы. Но на мой вопрос ответить было нужно. Он ответил:

- Это государственная тайна.

- Что произошло в час ночи пятнадцатого декабря? Почему майора Калмыкова выдернули из постели, посадили в новейший истребитель-перехватчик и отправили в Кабул?

- Это государственная тайна, - повторил генерал.

- Что произошло в восемьдесят восьмом году в Пешаваре?

- Это государственная тайна!

- Ладно, - сказал я. - Государственная тайна. Тогда спрошу о другом. Почему жене майора Калмыкова не дали пенсию за пропавшего без вести мужа? Почему его жене не дали пенсию даже после того, как в восемьдесят восьмом году он погиб, как герой?

Лазарев не ответил.

- Тоже государственная тайна? - спросил я.

- Да! - крикнул он. - Да, тоже! И не задавай мне больше таких вопросов! Тебе этого не понять!

- Да, мне этого не понять, - согласился я. - Ну а почему вы просто не пришли к ней, к жене человека, которого вы считали своим сыном, и не сказали: "Галя, Костя погиб"? Почему вы не сказали ей: "Галя, Костя погиб, как герой. Скажи его сыну, что он может гордиться своим отцом. Скажи ему". Этого-то вы почему не сделали?

- Я не имел права этого сделать. Я не имел права даже близко подойти к ней. У меня разрывалось сердце, но я не мог этого сделать!

- Почему?

- Потому что этого требовал от меня мой долг! Потому что я давал присягу!

- Кому?

- Я давал присягу служить Родине. И я буду верен присяге. До самой смерти!

Я встал.

- Спасибо, товарищ генерал-лейтенант, что вы согласились побеседовать со мной. У меня больше вопросов нет. Но если вы хотите знать, что я обо всем этом думаю, скажу.

- Да что ты можешь мне сказать, - устало отмахнулся он.

- То, что тебе очень не понравится, старый пердун! Тому, что ты называешь Родиной, ты скормил всех своих сыновей, ты скормил ей свою жену...

- Молчать! - рявкнул генерал-лейтенант Лазарев.

- Да нет уж, дослушай. Ты бросил их прямо ей в пасть! Одного за другим! А сколько она сожрала чужих сыновей? Ты присягал Родине? Ты присягал Молоху! Ты и сейчас продолжаешь служить ему! Ты готов отдать ему и последнего своего сьша, который чудом остался жив! Я не дам тебе этого сделать. Слышишь, ты, сапог х...в? Я не дам тебе этого сделать! Я тоже присягал Родине. Той Родине, которая мать, а не бешеная волчица! Будьте здоровы, генерал. Честь имею!

Я развернулся и двинулся к выходу.

Он окликнул:

- Пастухов!

Я даже не оглянулся.

- Пастухов, стоять! - гаркнул он, как тот матрос, который над реями рея.

- Да пошел ты на ... - вежливо сказал я ему.

- Подожди, Пастухов! - попросил он. Я остановился.

- Ну?

- Вернись. Я вернулся.

- Сядь, - сказал он. Я сел.

- Спрашивай.

- Вы разрешите включить диктофон?

- Включай.

Я вытащил "соньку", положил на середину стола, пустил запись и задал первый вопрос:

- Начните с начала. С восемьдесят четвертого года. Что было четырнадцатого декабря в Кандагаре?

- Четырнадцатого декабря в Кандагаре был очень сильный буран. Мы готовили большой десант в тыл моджахедов. Подготовка, как всегда, велась в строжайшей тайне. Но у нас были сведения" что агентура Ахмед-хана получила информацию и будет сделана попытка сорвать операцию. На аэродроме выставили усиленное охранение. Приказ был стрелять на поражение по любой подозрительной цели... Ты куришь?

- Нет.

- Я тоже бросил. Сейчас бы закурил. Ну да ладно. Так вот. В двадцать три пятнадцать по московскому времени или в три пятнадцать по местному одному солдату показалось, что кто-то подкрадывается к стоянке бомбардировщика. Он дал очередь из АКМ. Пуля срикошетила от бетонки и попала во взрыватель бомбы на самолетной подвеске.

- И что?

Генерал Лазарев немного помолчал, с ненавистью посмотрел на диктофон и сказал:

- И всё ёбнуло.

Глава седьмая

ИГРА НА ОБОСТРЕНИЕ

I

Тюрин не давал знать о себе три дня. Мамаев матерился, хоть и понимал, что матерится зря. Раз Тюрин не звонит, значит, ему нечего сообщить. Но для деятельной натуры Мамаева состояние ожидания было невыносимым. Еще больше бесило ощущение собственного бессилия, подчиненности внешним обстоятельствам .

Телефонный разговор с Пастуховым окончательно выбил его из колеи. В тот вечер он напился, разругался с женой, заперся в кабинете и заснул на диване. Не раздеваясь. Утром, без четверти девять, как было заведено, пришел Николай сказать, что машина подана. При виде опухшего, небритого шефа неодобрительно покачал головой. Молча принес из кухни и поставил на стол у дивана стакан минералки, рядом положил две таблетки алказельцер. Смотрел с осуждением, поджав губы. Мамаев рассвирепел и приказал Николаю убираться к чертовой матери. Потом позвонил в офис, предупредил, что сегодня его не будет. В припадке злобы даже выключил мобильник и отключил все телефоны в квартире. Нет его. Ни для кого. Ни для чего. После этого зашвырнул таблетки в угол кабинета и опохмелился "Хеннесси".