Россия собирает своих евреев

Как же функционировали эти одобренные властями кагалы и каково было значение их официального утверждения? На первый вопрос помогают ответить два источника. В 1777 г., не сумев разрешить ряд споров в общине, представители маленького местечка Петровичи в Могилевской губернии обратились к представителям губернского кагала, заседавшего в Могилеве, с просьбой помочь в восстановлении порядка и согласия. (Любопытно, что это обращение поддержал и помещик – владелец местечка.) Могилевский областной съезд назначил троих своих членов составителями кагального устава для этой общины. Мы можем быть уверенными, что в нем отразились «лучшие обычаи» (т. е. традиционные порядки) белорусских евреев. Новый устав явно учитывал и новые порядки, так как в нескольких его пунктах устанавливаются правила поведения представителей общины при контактах с владельцем местечка и с русскими властями (то есть, как сказано в документе, явившись «ко двору» или «к Явану»). Здесь описана полноценная традиционная еврейская община во главе с избранными по древним обычаям старшинами, носящими старинные титулы (такие, как «парнас», «рашим»). Многие из положений устава относятся к работе системы правосудия, осуществляемой раввинами и опирающейся на Галаху – религиозное право. Представлены также правила, регулирующие расклад и сбор податей, включая как общегосударственные (подушную и налог на винокурение), так и те, что взимались специально на нужды еврейской общины, в первую очередь – коробочный сбор на кошерное мясо. Судя по содержанию устава община считалась автономной, поскольку в нем даже предусматривались наказания для обращавшихся в правительственные учреждения и к помещикам для решения своих проблем. В уставе прямо говорилось об иерархической структуре общин, подразумевавшей процедуру обжалования решений местных кагалов в вышестоящей инстанции – губернском кагале[243].

В 1782 г. Правительствующий Сенат признал, что не имеет никакого представления о том, как на самом деле работают еврейские суды[244]. В ответ 18 июля 1782 г. могилевский кагал представил Сенату пояснения. В них говорилось, что 1774 г. во всех уездах были учреждены кагалы и прикагалки «с объявлением протестов либо в городской магистрат, либо в нижние расправы и с апелляцией в губернский кагал». Это явно были те самые институты, которые предусматривались декретами Каховского и Кречетникова. Могилевский кагал упомянул и еще одно учреждение, не предусмотренное русскими властями в 1774 г. Речь идет о совете из пяти участников, избранных от губернского и уездных кагалов, расследовавшем сложные случаи апелляций, поданных в губернский кагал. Новый генерал-губернатор Белоруссии П.Пассек в докладе Сенату описывал, как губернский кагал «споры по духовным делам отсылал на русском языке в губернский магистрат, который производил следствие „по их закону“[245]

. По предположению Ю.Гессена, этот орган, составленный из членов кагалов местного и губернского уровня, представляет собой какой-то загадочный съезд делегатов, «назначенных из среды именитых людей и славных предводителей всего края, выборных от пяти общин», то есть тот самый орган, члены которого разработали кагальный устав для местечка Петровичи в 1777 г.[246] Что же это был за орган, обладавший, по-видимому, большей властью, чем сам губернский кагал? Д. Фишман считает, что фактически он представлял собой «Ваад мединат Русия», упраздненный польскими властями в 1764 г.

[247] Иными словами, белорусские евреи воспользовались возможностями, возникшими при установлении нового режима, чтобы возродить одну из славных страниц своей былой, существовавшей до разделов, политической автономии – «общенациональный» центральный представительный орган. Еще удивительнее то, что благодаря путанице между функциями этого органа и официально учрежденного губернского кагала, он мог работать буквально на глазах у русских властей.

Не все историки рассматривают восстановление иерархических учреждений еврейской автономии как положительное историческое явление. Ю.Гессен, чья двухтомная «История еврейского народа в России» увенчала собой его многолетние труды по изучению русского еврейства, явно находился под воздействием господствовавших в историографии того периода идей «классовой борьбы», когда писал, что «…кагал в союзе с раввинатом обладал полнотою власти, и этой властью он нередко злоупотреблял: расхищал общественные средства, попирал права бедных людей, неправильно налагал подати, мстил личным недругам, преследовал хасидов, обрушивался на тех, кто стремился к светскому образованию»[248]

. По мнению Е. Анищенко, «вмешательство царской власти… завершилось ко взаимной выгоде участников: кагальная олигархия сохраняла свое господство над единоверцами, а царизм обрел в кагальном всевластии надежного финансового данника и агента»[249].