Россия собирает своих евреев

Если во «Мнении» Державин постоянно подчеркивал исключительность евреев, проявлявшуюся в их ненависти к христианам, то он никогда не оставлял опасений, что евреи своим религиозным влиянием разлагают христианство – это обвинение прочно коренилось в русской религиозной традиции. Ссылаясь на подобные же узаконения Византийской империи, Державин готов был запретить евреям нанимать христианскую прислугу, требовал не позволять сосланным в Сибирь преступникам из евреев брать с собой жен, «дабы не размноживалися и не развращали сердце Империи…». В оправдание этих драконовских мер он напоминал о еретиках-стригольниках и о московских и новгородских жидовствующих как о доказательстве угрозы православию со стороны еврейского прозелитизма. Не преминул он и использовать яростное антиеврейское сочинение епископа Иосифа Волоколамского, «Просветитель»[358]

.

Подход Державина к иудаистскому религиозному образованию представлял собой странную смесь христианских религиозных предрассудков с просвещенными взглядами сторонника Мендельсона, доктора Франка. Буквально передавая мысль Франка, он жаловался, что в еврейских школах, при помощи системы толкований Талмуда и навязывания бесплодных законов и обычаев, простых людей приучают следовать «одним пустым обрядам и ненависти других народов». При этом, писал он, своих детей «они воспитывают с наивеличайшим тщанием относительно только религии их и суеверств», не внушая им ни правила хорошего поведения, ни понятия о личной чести. Державин, как и все другие русские наблюдатели, сокрушался по поводу еврейской системы образования, а особенно – усиленного затверживания толкований Талмуда. «За изучение талмудов платят они дорого и ничего не жалея. Я видел от восхождения до захождения солнца стариков и юношей, кривляющихся и трясущихся с воплем над сими книгами». Другие формы обучения выглядели не лучше в изображении Державина. Так, деятельность каббалистов он отвергал как «чародейство и изуверство»[359]

.

Особенно не нравилось ему еврейское почитание закона Моисея и связанных с ним традиций. Результат строгого и буквального следования его предписаниям Державин видел в таких явлениях, как частые посты, причиняющие ущерб здоровью, и ранние браки. Иудейский закон якобы мог порождать и еще более пагубные обычаи. И хотя Державин никогда не заходил так далеко, чтобы обвинять в ритуальных убийствах еврейское общество в целом, он верил, что отдельные фанатики виновны в этих убийствах и что община их защищает. Но те различия, которые он проводил в основном тексте «Мнения» между отдельными личностями и еврейством вообще, в приложениях с лихвой уравновешивались такими откровениями, от которых кровь стыла в жилах. Как утверждал Державин, эти свидетельства были почерпнуты из еврейского предания и недавнего исторического прошлого и доказывали, что некоторые евреи традиционно практикуют человеческие жертвоприношения[360]. (Фактически это были характерные образцы польской и европейской религиозной юдофобии.)

Хасидизма Державин коснулся лишь кратко и поверхностно, причем назвал хасидов тем же словом, которым называли православных русских диссидентов – «раскольниками». Он полагал, что отличие хасидов от ортодоксальных евреев состоит только в ритуале. При всех своих осуждениях по адресу раввинов и их роли в обществе, он совершенно не учитывал, что эта роль служила главным яблоком раздора между двумя религиозными группами. Поэтому Державин ошибочно ставил знак равенства между раввином и хасидским духовным наставником – цадиком, которого именовал «патриархом». Точно так же он неправильно понял и разногласия сторонников обоих течений по другим вопросам. Игнорируя присущие этому конфликту явные элементы социальных противоречий, Державин объяснял его остроту успехами хасидов в привлечении к себе детей ортодоксальных евреев, в первую очередь богатых, чтобы использовать полученные от них деньги для осуществления «тайных замыслов» в Палестине[361].