Россия собирает своих евреев

Социальная проблема была гораздо сложнее, так как она влекла за собой далеко идущие последствия. В самом упрощенном виде она сводилась к задаче включения евреев в структуру польского общества, которое все еще оставалось сословным. Простейший выход – сделать евреев полноправными членами городских сословий, встречал отчаянное сопротивление как раз тех элементов, которые реформаторы пытались вовлечь в свою политическую коалицию. Преодолеть это фундаментальное противоречие между правами и ограничениями реформаторам так и не удалось.

В одном из первых вариантов законопроекта еврейской реформы, составленном Матеушем Бутрымовичем, предлагалось предоставить всем евреям «государственное гражданство» – кроме тех, кто проживал на территориях, где это запрещалось[177]. Его коллега и главный инициатор еврейской реформы, Гуго Коллонтай, требовал для евреев права заниматься торговлей, ремеслами и сельским хозяйством, но так, чтобы не нарушать уже существующих прав городов[178]

. Пожалуй, изобретательнее других оказался Тадеуш Чацкий, председатель Финансового комитета сейма. Его план приписать евреев к новым социальным сословиям еврейских торговцев, ремесленников или крестьян (причем для тех, кто избрал бы последнее, предусматривались особые налоговые льготы), имел то преимущество, что расширял для них поле экономической деятельности[179].

Неудача в попытке реформаторов надежно закрепить за евреями место в социальной системе Польши выбивало почву из-под другого их важнейшего постулата – о жестком ограничении, если не полном запрещении, еврейской автономии. Могло ли быть приемлемо для евреев подчинение «общегородской администрации» (как рекомендовали Чацкий, Свитковский, Сташиц и Коллонтай), когда именно эти органы до сих пор обладали неограниченной властью изгонять и дискриминировать их? Последствия такой политики стали очевидны всем в 1792 г., когда евреи были изгнаны из Варшавы на основании неблагоприятного для них истолкования нового полицейского устава, причем в это время еще не истек срок полномочий сейма[180]. Даже некоторые бюргеры нехотя признавали явную несправедливость такого обращения со стороны властей. В плане «еврейской реформы», поданном представителями королевских городов, направленными в Варшаву, чтобы оказывать влияние на решения членов сейма осенью 1791 г., признавалось, что евреи ограничены в правах, а потому следует разрешить им вместо военной службы вносить денежное возмещение[181]

.

Польские реформаторы понимали, что только урезание прав кагала позволит осуществить конечную цель их варианта решения еврейского вопроса – культурную ассимиляцию евреев. Как продемонстрировал А. Айзенбах, польские реформаторы, в свете ценностей эпохи Просвещения, рассматривали евреев как «примитивное простонародье», находившееся на низшей ступени цивилизации по сравнению с христианским населением. «В общепринятом представлении евреи были расчетливы, лукавы, вероломны, алчны, трусливы, нечестны в коммерческих сделках, неискренни в нормальных человеческих отношениях и ненадежны в любых связях вне их собственного круга»[182]. Стоит ли удивляться, что было принято думать, что евреи наносят ущерб остальному населению. Поэтому всем казалось, что «цивилизовать» евреев можно, только заставив их воспринять польские культурные традиции и ценности – в одежде, образе жизни, воспитании детей, в пище, причем особенная важность придавалась знанию польского языка. «Цивилизация» евреев должна была повысить их экономическое благосостояние, как и культурный уровень, и принести явные выгоды их соседям-христианам. Очевидно, что подобный процесс был бы длительным, и тем не менее никакого расширения прав евреев до завершения этого процесса не предвиделось. Польские реформаторы с полным единодушием отвергали тот довод, что расширение прав само по себе уже послужило бы первым шагом к исправлению нравов и поступков евреев.

Конечно, реформа не могла бы развиваться до тех пор, пока евреи существовали отдельно от остального общества, сосредоточенные в собственном узком мире, представляя собой «государство в государстве». Однако найти справедливые основания для запрета кагалов было невозможно. Реформаторы не смогли найти квадратуру круга, решить задачу, в которой евреи, лишенные своей автономной системы самоуправления, в возмещение за это были бы провозглашены равноправными членами городского сословия, а при этом оставались бы под гнетом ограничений на проживание и род деятельности в тех самых городских центрах, где им полагалось жить. И эта головоломка тоже досталась русским реформаторам в наследство от польских коллег.