Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

В середине 1930-х гг. тему глубочайшего кризиса Российской империи и неизбежности революции подхватили авторы «Истории Гражданской войны в СССР», фактическим редактором которой выступил И.И. Минц. Россия, по их мнению, вступила в Первую мировую войну как «наемник англо-французского капитала» и «полуколония западноевропейских стран». В годы войны в стране нарастала экономическая разруха, обострялись межнациональные противоречия, власть не справлялась со стоявшими перед ней задачами, включая военные: «плохо вооруженная, руководимая бездарными генералами, обкрадываемая продажными интендантами армия терпела поражение за поражением». Все это радикализовало оппозицию и побудило буржуазию поставить вопрос об ограничении самодержавия. Чтобы покончить с оппозиционными настроениями, требовалось выйти из войны подписанием мира с Германией. Поскольку, по мнению Минца, царское правительство к этому и готовилось, буржуазия начала разрабатывать планы дворцового переворота. Однако переворот опередила народная революция^{19}. В упрощенном виде та же схема двух неудавшихся заговоров была воспроизведена и в вышедшем немного позднее каноническом «Кратком курсе истории ВКП(б)»^{20}.

Концепция Покровского, хотя и разваливалась под давлением постепенно накапливавшегося нового фактического материала, вплоть до 1950–1960-х гг. оставалась, в сущности, господствующей в советской историографии. Отход от нее сопровождался появлением теории «властебоязни» российской буржуазии, которую наиболее энергично отстаивал Е.Д. Черменский. По его оценке, правительство было вынуждено проводить «бонапартистский» курс лавирования между помещиками и буржуазией, которая, однако, не представляла собой самостоятельной величины и демонстрировала политическую беспомощность как в довоенные, так и в военные годы^{21}. Крах царизма был неизбежен в силу «объективных обстоятельств» — в работах советских историков отмечались качественные изменения социально-экономической ситуации в России, которые предопределили массовое недовольство и привели к революции. В частности, А.Л. Сидоров писал о воцарившейся к 1916 г. экономической разрухе, что актуализировало немедленный вывод страны из войны и принятие комплекса мер хозяйственного оздоровления^{22}. Л.М. Гаврилов и В.В. Кутузов отмечали истощение людских ресурсов в русской армии к 1917 г., что, по их мнению, также «явилось отражением кризиса буржуазно-помещичьего строя России»^{23}

. Схожим образом оценивал ситуацию и Э.Н. Бурджалов: по причине экономических трудностей нарастало рабочее и соответственно революционное движение; буржуазия в лице Прогрессивного блока пыталась предотвратить революцию, но в сложившихся обстоятельствах она (как, впрочем, и всегда) оказалась беспомощной^{24}. По словам Бурджалова, «в конце 1916 — начале 1917 г. революционный пролетариат России вел авангардные бои с самодержавием», затем революционный кризис охватил всю страну, «дошел до крайней черты», и именно пролетариат, ведомый большевиками, сыграл ключевую роль в событиях Февраля^{25}.

О том, что буржуазия, «вдохновительница» дворцового переворота, призванного одновременно предотвратить революцию, опоздала с осуществлением этого своего замысла, писал и В.Я. Лаверычев. В его интерпретации российская (прежде всего, московская) буржуазия в годы Первой мировой войны была настроена весьма оппозиционно и была готова зайти довольно далеко в противостоянии с властью. Московская буржуазия была подлинной вдохновительницей «проектов» дворцового переворота, который должен был предотвратить надвигавшуюся революцию^{26}.

Со своей стороны, А.Я. Аврех усматривал главную причину падения монархии в том, что самодержавие «изолировалось» даже от собственной социальной базы, но и «рахитичная» российская буржуазия в военные годы продемонстрировала свое политическое бессилие. Мысль о роковых колебаниях власти проводилась во многих других исследованиях Февраля^{27}. Если Аврех рассматривал внутриполитические процессы практически вне связи с обстоятельствами военного времени^{28}

, то Старцев активизацию оппозиции в годы войны объяснял как раз неудачами русской действующей армии. Думских лидеров этот исследователь считал самостоятельной политической силой, которая сыграла немалую роль в падении царизма^{29}.

Позднее группа ленинградских историков к анализу причин внутриполитического кризиса в России накануне 1917 г. впервые применила системноинституциональный подход^{30}. По мнению В.С. Дякина, судьба режима была предрешена до войны. Он балансировал над бездной, и едва ли это могло продолжаться долго. С началом же войны система приближалась к своему краху с нараставшей скоростью. Ее социальная база стала более ограниченной, возможности для маневра — меньше^{31}.