Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования

Здесь есть смысл подробнее разобраться в сообщении А.В. Кривошеина о том, что кочевники массами просились в крестьянское (оседлое) сословие. Кочевье, как и всякое человеческое сообщество, не избежало социального расслоения. Так, например, в среде кочевников-киргизов существовала группа манапов – богатых скотоводов, они же бывали главами кочевых родов. Район кочевья принадлежал всей общине, однако манапы – владельцы больших стад пользовались большими территориями для выгона скота, нежели менее состоятельные общинники. Русские привнесли в край не только умиротворение, но и новые правила землепользования, в том числе возможность индивидуального хозяйствования, что оказалось привлекательным для небогатых скотоводов. «Оседали на землю, – пишет занимавшийся этой проблемой русский специалист, – прежде всего малоимущие роды казахов. Плохие годы, годы холодные, с бескормицей толкали к оседлости. Оседлые захватывали пастбища»[430]. То есть распахивали землю, устраивали сенокосы. Манапам это не нравилось, манапы возмущались, манапы расправлялись с дерзкими родичами. «Будучи в Лепсинском уезде, – свидетельствует русский чиновник, – мне пришлось быть очевидцем дикой расправы богатых киргизов с киргизскими бедняками. Последние просили перечислить их на крестьянское положение в качестве оседлых. За эту просьбу бедняки подверглись беспощадному избиению кочевниками, не сочувствовавшими переходу своих одноплеменников к оседлой жизни»

[431]. Переход в категорию оседлого населения давал возможность получить фиксированный земельный надел, а для тех, кто предпочитал кочевничество, это было невыгодно – сокращались их кочевья, российские власти обнаруживали излишки кочевого пространства. «Под прикрытием идеи принадлежности отведенных под кочевание киргизов (да и казахов. – Е. Г.)

государственных земель всему киргизскому народу фактическими распорядителями этих земель явились в каждой общине наиболее состоятельные лица, которые, не неся никаких особых государственных повинностей и налогов, раскладываемых по кибиткам (т. е. посемейно), сосредоточили в своих руках все выгоды пользования общинной землей. В иных случаях они развили весьма обширные скотоводческие хозяйства, в других – большие запашки, во многих случаях присвоили себе и в свою пользу право сдачи в аренду общинных земель русским поселенцам и, наконец, на почве чисто экономического влияния подчинили себе прочее население, захватив в свои руки и народный суд, и управление. Не в их интересах обеспечение наделами оседлого трудового населения, которое находится в полной от них зависимости, близкой к крепостному состоянию»[432].

Как уже говорилось, резон бороться за свое кочевое будущее у богатых скотоводов определенно был. Так, например, в Семиреченской области, где кочевники в большом числе переходили в оседлое состояние, при землеустройстве в 1910 г. 475 783 десятин, которые раньше числились как кочевья, было взято в государственный фонд 248 380 десятин, то есть более 30 процентов[433]. Так учитывались излишки и появились земли пригодные для переселенчества.

В условиях разложения кочевого быта и неминуемого сокращения кочевых территорий государство тем не менее пошло на то, чтобы выкупать земельные излишки у скотоводов, многие из которых уже были мнимыми кочевниками. «Для устройства каждого русского поселка заключалось особое соглашение с кочевниками об уступке ими потребной земли, – обыкновенно за денежное вознаграждение… Или, выражаясь другими словами, государственные, т. е. казенные, земли приобретались той же казною у лиц, не имевших права их отчуждать, и поступали в качестве вновь государственных русским поселенцам. Полное отсутствие логики, но действительно выход единственный»[434]

. Такое это было «ограбление беззащитных туземцев». Кстати, в распоряжении кочевников оставался огромный земельный массив – 130 455 285 десятин[435].

* * *