Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования

Свой отъезд в Петербург для доклада Государю и военному министру о состоянии вверенного ему края Кауфман отменил сразу же по получении известия о движении многочисленного бухарского войска в сторону пока еще не признанной бухарцами российско-бухарской границы. Эта новость вызвала в Ташкенте большую тревогу. По приказу генерал-губернатора в городок Джизак был направлен отряд пехоты, усиленный артиллерией, задержаны все, кроме семейных, временно – и бессрочно отпускные военнослужащие числом более 2 тысяч, из которых было составлено несколько новых рот.

Первое столкновение с бухарцами произошло в ночь на 15 апреля под Джизаком – инициатива принадлежала бухарской стороне; это и стало началом священной войны. Нападение на русский лагерь удалось довольно легко отбить. Нападавшие потеряли 20 человек, 4 человека были взяты в плен, двое из них оказались жителями Джизака и, как уже российские подданные, изменившие своему Императору, вскоре были повешены.

К театру боевых действий к реке Зеравшан был направлен отряд численностью 3,5 тысячи человек, состоявший из 21 роты пехоты, 5 сотен казаков при 16 орудиях. Туда же для руководства операцией выехал сам начальник края – так открылась Самаркандская кампания.

Выступали в спешке. В срочном порядке пришлось заменять обозный транспорт. На землях, перерытых в разных направлениях оросительными арыками, обычные русские телеги не годились: форсировать эти «водные преграды» можно было только на специально приспособленных местных арбах с огромными колесами. Арбы годились и для перехода через обычно мелководные реки. В результате ташкентские интенданты наняли у жителей города 200 арб по 15–25 рублей серебром в месяц. Обстановка была военной, но реквизиций Кауфман не допускал.

Нехватка времени не позволила подготовиться должным образом: лазарета в отряде не было, начальником походного штаба был назначен полковник Петрушевский, менее всего годившийся на эту роль: он все забывал или переиначивал приказания. Адъютантом начальника отряда генерал-майора Головачева оказался штатский человек, чиновник Щербинский, который бегал от роты к роте в кургузом пиджачке, вызывая смех солдат и приводя в бешенство офицеров[186]. С такой на скорую руку собранной ратью начинал свое первое серьезное дело в Средней Азии испытанный Кавказом генерал фон Кауфман.

Стоял апрель, но жара уже вошла в полную силу; запасы воды иссякли после нескольких переходов, и солдаты стали страдать от жажды. Они не слушали грозных окриков офицеров, кидались к любой попавшейся на пути луже с тухлой дождевой водой, пили и маялись животом, резко понижая боеспособность своих подразделений.

По мере продвижения русского отряда к Зеравшану число посланцев от самаркандского и других беков, а также от начальствующего над бухарским войском прибывало. Они убеждали Кауфмана не начинать военные действия, так как от эмира вот-вот должны были поступить одобренные им «условия», то есть текст мирного договора. С каждым новым письмом число печатей (традиционно заменявших в тех местах подписи) росло, указывая русским, что силы противника прибывают, то есть к основному войску присоединяются новые отряды вассалов эмира, а уговоры подождать бухарских «условий» – не что иное, как тактическая уловка, дабы выиграть время для полного сбора антироссийских сил. И хотя прием был детски наивным, Кауфман соглашался ждать, останавливал продвижение своего отряда и возобновлял поход только по истечении условленного срока: так он обучал противника цивилизованным методам ведения войны.

В конце концов эмир прислал-таки «условия», которые, во-первых, были написаны на персидском с обильным вкраплением арабских слов, что затруднило перевод; во-вторых, из того, что поняли доморощенные переводчики, следовало, что эмир прислал первоначальный текст договора, давно отвергнутый Кауфманом. Налицо было продолжение той же незамысловатой тактики. Как выяснилось очень скоро, противник спешно строил плотину на реке Зеравшан, чтобы затопить местность на подступах к Самарканду. Военный совет русского отряда обсудил обстановку и рекомендовал командующему военным округом воспользоваться переговорами, чтобы выиграть время для свободного выхода русского отряда из садов, где люди укрывались от зноя, и занять исходные позиции. Кауфман приказал отряду двигаться вперед до самого Зеравшана.

Когда минута в минуту истек последний срок, данный Кауфманом эмиру для подписания того мирного договора, который нужен был русским, он произнес: «С Богом!» – солдаты и казаки 1 мая вступили в воды Зеравшана.