Россия за облаком

— Нам к своим нужно, в Ефимково. В девятнадцатый век. Отец уже, наверное, вторую лошадь купил, он в этом деле разбирается, купит хорошую: молодую, смирную и выезженную. Коров мы решили не продавать, коровы у нас тёмно-бурые, голландской породы, таких в девятнадцатом веке ещё нет, так что это, в прямом смысле слова, — живые деньги, особенно если Аглая или Роза бычка принесут. Но с коровами переселяться долго и муторно, так что время затягивать нельзя. Тут хорошо, а дома лучше.

— Понимаю я, что уходить надо, но как мы уйдём, из-под замка-то?

— Как и всегда. На улицу нас не пускают, значит, уходить будем отсюда. Коридорчик в коттедже от входной двери до сортира — шесть метров. Неужто не хватит?

— Я не знаю…

— Вот и узнаем. Собирайся, дядя Слава.

— Что мне собирать? Всё тут, ничего за жизнь не нажил.

— Вот и хорошо. А мне только ружьё отцовское взять. Майор у меня даже ружьё не забрал, расспросил только о бандюках, которые на Николку наезжали.

— И что ты ему сказал?

— Правду сказал, дядя Слава. А что ещё говорить в такой ситуации?

— Так кто этих людей застрелил, в конце концов?

— Я. Только это не люди, а опасные твари, даже не ядовитые, а заразные. Тюрк-баши у меня врагами были, но их я за людей считаю. С ними договориться можно, и помириться, и руку пожать. А это — заразная плесень. С ними только огнём. Я и майору так сказал.

— И он тебя отпустил?

— Как видишь, никуда он меня не отпустил. А что ружьё оставил, так ведь он не дурак, понимает, что в своих я стрелять не стану. Хорошее ружьё, жалко было бы бросать.

Они вышли в коридор. Никита на минуту скрылся в соседней комнате. Горислав Борисович покорно ждал. Хотелось спать и совершенно не хотелось бродить по коридору. Сдался бы он завтра майору, как пить дать, сдался бы.

Никита появился с прежним мешком на спине и ружьём, которому нашлось место за плечом, рядом с сидором. На поясе висела фляга. Всё ладно и подходяще. Ряженого Никита ничуть не напоминал, даже ремень и хромовые сапоги, купленные в военторге, не выдавали человека иных времён. Просто молодой мужик из богатой семьи, мельник или коннозаводчик собрался прохладиться охотой. Горислав Борисович рядом с ним смотрелся жалко и нелепо.

Никита отвинтил колпачок фляги, налил в него немного мутноватой жидкости.

— Что, дядя Слава, на посошок?

— Самогон? — спросил Горислав Борисович, принюхиваясь к сивушному запаху.

— Это монополька. Сто тридцать лет назад куплена. Такой она была, покуда Менделеев казённых заводчиков консультировать не начал.

— Не… я такого пить не стану.

— А мне — нужно. Экое заклятие ты на всех нас наложил…

Никита выплеснул водку в рот, скривился:

— И как её только беспартийные пьют? — потом подхватил Горислава Борисовича под локоть, направился в сторону туалета. На шаг не доходя, развернулся ко входной двери.

— А что, приговорка про беспартийных ещё жива? — спросил Горислав Борисович.

— Куда она денется? Правящая партия у нас теперь другая, а суть у неё та же самая, если не гаже. Поневоле начнёшь нашему майору сочувствовать, чтобы всей этой срамоты и в заводе не было. Скоро все партийные анекдоты под медвежью тематику переделаны будут, а покуда там по старой памяти коммунисты фигурируют. Шурке в роддоме историю рассказывали — говорят, взаправду было. Женщины при родах кричат всякое, чаще, чтi никогда больше с мужиком в постель не лягут. Но иная такое завопит, что акушерки потом друг дружке пересказывают. У роженицы схватки идут, а она кричит: «Вася, как ты мог? Ты же коммунист, Вася!»

Горислав Борисович понимал, что пустыми разговорами Никита старается отвлечь его от сиюминутных мыслей, чтобы легче было выйти на туманную тропу. Только удастся ли выбраться туда из тесного коридорчика? Семь шагов, разворот, ещё семь шагов… С детства Горислав Борисович ненавидел качели, карусели и прочие аттракционы. Родители усаживали его на деревянную, аляповато разрисованную лошадку, и немедленно начинала кружиться голова, к горлу подступала тошнота. А он почему-то не решался сказать, что карусель не доставляет ему ни малейшего удовольствия. Хождение по коридору очень напоминало карусель, и спасибо, что Никита хоть немного отвлекает его беседой.