Российские спецслужбы. От Рюрика до Екатерины Второй

В основе работы многих государственных институтов самодержавия, несмотря на общую для государства бюрократическую унификацию, лежали принципы поручений (или, как их называли в XVIII веке, «комиссий»), которые самодержец на время (или постоянно) давал кому-нибудь из своих доверенных подданных. Такие дела назывались «Его, Государя, дело». На принципах порученчества, а не делегирования части полномочий монарха учреждению или человеку и строилось все государственное управление и в XVII, и в XVIII веках. По этому принципу работал и подконтрольный только самодержцу политический сыск. При этом работа порученцев-следователей сочеталась с сыскной работой различных высших правительственных учреждений, а также центральных сыскных учреждений. В отдельные моменты какое-либо из этих учреждений получало в деле сыска преимущество, но потом, опять же по воле государя, отходило на задний план. Преемственность политического сыска выражалась не в преемственности учреждений, которые занимались делами по государственным преступлениям, а в преемственности и неизменности неограниченной власти самодержца[377]. Именно эта власть порождала политический сыск, давала ему постоянные импульсы к существованию и развитию в самых разнообразных организационных формах, контролировала и направляла его деятельность»

[378].

Столь длинная цитата позволит нам уяснить, почему знак равенства, стоящий между императором-самодержцем и спецслужбами являет собой действительный факт.

Менялись императоры, менялись руководители спецслужб, менялись, наконец, вывески, под которыми «прятались» политический сыск, разведка и контрразведка, но оставалось одно — подчинение, государственный страх, трепет перед «оком государевым». И все это было возможно только благодаря тому, что сам государь своей твердой рукой направлял деятельность спецслужб. Можно вообще говорить о том, что спецслужбы России (в этом они мало отличались и от спецслужб Запада, как, например, показано в работе Рууда) работали не на государство, но на государя. Впрочем, для того времени, которое мы рассмотрели в этой книге, и то и другое воспринималось как единое, неразрывное целое.

Не нам судить то время, тех правителей и тех чиновников, что вершили следствие и суд. Грустно другое, мы слишком мало знаем о тех, кто «прошел» сквозь застенки, особенно о тех, кто был арестован и подвергся репрессиям по доносам, ничего общего не имеющими с действительностью. Можно было написать добрую сотню книг о судьбе этих несчастных. Но, увы, многое поросло травой забвения.