Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

Большевистские публицисты, в том числе Зиновьев и Сталин, использовали фразу о «костлявой руке», обвиняя буржуазию в организации голода с целью задушить революцию. На самом же деле геноцид готовили вовсе не либеральные политики из деловых кругов, а сами социалистические вожди, попиравшие естественные экономические законы. «В настоящее время, – говорил по этому поводу Рябушинский, – Россией управляет какая-то несбыточная мечта, невежество и демагогия». Бескомпромиссную и жесткую оценку давал он и всему революционно-социалистическому лагерю: «Источник зла не только в большевиках, но и в тех социалистических партиях, которые не могли и не хотели порвать с большевиками, исповедуя с ними одну веру, враждебную всякому патриотизму, всякому национальному чувству и государственному сознанию… Безумно и преступно над телом и душой России делать эксперименты и применять отвлеченные утопии, рожденные в воображении людей, живших в подполье». Лидеру российского торгово-промышленного класса политическое урегулирование виделось теперь в установлении «твердой, железной власти правительства национального спасения, которому будет предоставлена свобода и независимость действий».

Кризис власти побуждал российских либералов искать новые политические комбинации для восстановления порядка в стране. Подходящей фигурой на роль диктатора казался им генерал Л.Г. Корнилов. Летом 1917 года Рябушинский финансирует Союз офицеров и участвует в торжественной встрече генерала, прибывшего в Москву на устроенное А.Ф. Керенским Государственное совещание. Однако в момент выступления он не оказал поддержки корниловцам, и, хотя был арестован как соучастник заговора, вскоре по личному распоряжению Керенского его освободили. В опубликованной в «Утре России» телеграмме по случаю освобождения издатель газеты пессимистически констатировал: «Можно лишь скорбеть, что у нас вместо желанной действительной свободы восстановили произвол и насилие».

После октября 1917 года Павел Рябушинский был вынужден эмигрировать во Францию, где и скончался в один год со своим политическим антиподом Лениным. В 1921 году по его инициативе были созданы новые ассоциации русских предпринимателей – Российский торгово-промышленный и финансовый союзы. До конца жизни он сохранил веру в творческий потенциал буржуазии. После близкого, как ему казалось, краха коммунистической диктатуры перед предпринимателями (как прежними, дореволюционными, так и новыми, нэповскими) встанет гигантская задача – возродить Россию. «И, не в пример прошлому, – говорил Павел Рябушинский, – к нам придут и другие. В прошлом мы были одиноки. Русская интеллигенция не шла к нам, чуждалась нас; она жила в мечтах, относилась к нам – людям практики – отрицательно… Но я уверен, что русская интеллигенция поймет уроки настоящего и изменит свое отношение. Нам надо научить народ уважать собственность, как частную, так и государственную, и тогда он будет бережно охранять каждый клочок достояния страны».

Через десять лет после кончины «незабвенного Паши», как называли его родные, младший брат Дмитрий (ставший во Франции крупным ученым-физиком, членом-корреспондентом Французской академии наук) сравнивал Рябушинского со Столыпиным. Оба они «ясно сознавали, что энергия крепких хозяйственных людей является тем главным запасом энергии, наличность которой необходима, чтобы государство могло правильно функционировать и развиваться». Аналогия хотя и не бесспорна, но по сути верна, поскольку отражает глубинное совпадение идеалов двух выдающихся деятелей России, сторонников частной инициативы в экономике. Еще летом 1905 года, до начала столыпинских преобразований в деревне, московский промышленник пришел к тому же выводу, ставшему основой мировоззрения и будущего премьер-министра. «На свободе занимаюсь литературой аграрного вопроса, – писал Павел Рябушинский коллегам по умеренно-прогрессивной партии. – Лишь индивидуализм может в кратчайший срок дать внушительные результаты. Община с этой точки зрения вредна».

Желанным идеалом московского миллионера и либерального политика была та же, что и у Столыпина, «Великая Россия» – скроенная по западным экономическим и государственным меркам, но сохраняющая свою самобытность. Подчеркнем, что программа Рябушинского представляла собой вполне реалистичную модель национального развития «догоняющего типа» и была способна ввести страну в ряд индустриально развитых демократических государств Европы. По существу, то была эффективная «национальная программа», не реализованная лишь в силу экстремального поворота истории. Драма российских дореволюционных предпринимателей в целом и личная трагедия одного из их духовных вождей заключалась в том, что частнособственническая идеология еще не проникла глубоко в народную толщу, пронизанную идеями общинного жизнеустройства. Павлу Рябушинскому и его единомышленникам, несмотря на все усилия, не хватило исторических ресурсов, чтобы консолидировать российское общество на платформе развития частной инициативы.