Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

Социал-демократов Коновалов призывал устроить политические забастовки рабочих, от эсеров ждал революционных «эксцессов» в деревне и т. п. Либеральный политик обещал в ответ финансовую помощь; например, большевики рассчитывали получить от него деньги для проведения очередного съезда своей партии. «Нельзя ли от экземпляра (Коновалова. – Ю.П

.) достать денег? – писал В.И. Ленин из эмиграции в Москву И.И. Скворцову-Степанову. – Очень нужны. Меньше го тыс. брать не стоит». Думский депутат и ранее оказывал им некоторое содействие, передав 2

тыс. рублей на легальную рабочую печать через Романа Малиновского, лидера думской фракции большевиков (позднее он был разоблачен как провокатор), и 3 тыс. рублей в распоряжение самого Ленина через Елену Розмирович. Большевики видели в Коновалове «нового Савву Морозова», но альянс оказался непрочным – поддерживать думских либералов социал-демократы не захотели и денег, на которые рассчитывали, так и не получили. Сам думский депутат, заметим, из-за своих контактов попал под негласное наблюдение полиции; у московских филеров, следивших за домом по Большой Никитской улице, 57, он проходил под кличкой Краб.

С некоторыми из большевиков у Коновалова сложились доверительные отношения. В сентябре 1914 года, уже после начала войны с Германией, Департаменту полиции стало известно о высказываниях думского депутата-большевика Н.Р. Шагова – уроженца Костромской губернии, ткача, работавшего ранее на текстильной фабрике Красильщиковой. Избранный в IV Думу от рабочей курии Костромской губернии, он поддерживал постоянный контакт со своим земляком-прогрессистом. Департамент полиции располагал сведениями о том, что Коновалов регулярно виделся с Шаговым во время посещений фабрики в Бонячках, принимал его у себя и вел разговоры с глазу на глаз. Осенью 1914 года, приехав на побывку домой, в среде местных социал-демократов (один из которых оказался полицейским осведомителем) Шагов рассказывал, что Александр Иванович находится в самых близких отношениях с представителями РСДРП. По словам рабочего депутата, те уже давно предлагали ему пожертвовать, как Морозов в 1905 году, часть своего капитала на дела партии. Шагов утверждал, что Коновалов принципиально не возражал, но просил подождать, так как свободного капитала у него в тот момент не было – все ресурсы он вложил в предприятие и постройки, которые возводились фирмой для рабочих.

Если большевистский депутат, той же осенью арестованный и сосланный полицией, и преувеличил влияние своей партии на промышленника, то его свидетельство все равно проливает дополнительный свет на взаимоотношения фабриканта-политика с рабочей массой, которой он действительно желал блага, и ее вожаками. Примечательный штрих: Коновалов с готовностью принимал рабочих, уволенных с других предприятий из-за участия в стачках и социал-демократических организациях.

Имя думского лидера в этот период упоминается и среди членов созданной в 1912 году масонской организации «Великий восток народов России», куда входили представители широкого политического спектра – от кадетов (Н.В. Некрасов) до трудовиков (А.Ф. Керенский) и социал-демократов (Н.С. Чхеидзе, Н.Д. Соколов). Свидетельство о некой сплоченной группе во Временном правительстве (Керенский, Некрасов, Коновалов, Терещенко, связанные личной близостью и обязательствами политико-морального характера) оставил в своих мемуарах П.Н. Милюков, намекая, что объединяла эту группу принадлежность к масонству. Коновалов упомянут и в известном «масонском словаре» Н. Берберовой, которая, впрочем, признала, что, несмотря на близкое знакомство в эмиграции и попытки разговорить Александра Ивановича на эту тему, ничего конкретного ей установить не удалось.

Информация о причастности Коновалова к масонским организациям восходит к показаниям бывшего кадета Н.В. Некрасова, полученным на следствии в ОГПУ в 1939 году и послужившим основой для построений о «масонском заговоре» в советской литературе. Отметим: хотя под давлением следователей Некрасов и заявил, что в подготовке Февраля масонство выступало в качестве «конспиративного центра», он при этом подчеркнул, что после революции «кучка интеллигентов не могла играть большой роли и рассыпалась под влиянием столкновения интересов».