Российский либерализм: идеи и люди

Парамонов же ушел в подполье; в то время как большевики искали его в Ростове, он, отрастив бороду и «распределив» детей среди родственников, уехал на время в Москву. Вернулся он в родные места после изгнания большевиков и прихода к власти атамана П. Н. Краснова. Однако с атаманом Парамонов не поладил. Сепаратистская риторика Краснова и его прогерманская ориентация вызывали противодействие Парамонова, избранного товарищем (заместителем) председателя Донского Войскового Круга. Председателем Круга в августе 1918 года был избран кадет В. А. Харламов, депутат всех четырех Государственных дум. Парамонов придерживался союзнической ориентации, чего не скрывал, и был даже арестован на некоторое время немецкими оккупационными властями.

Когда власть на Дону перешла в руки Добровольческой армии, Парамонов был приглашен генералом А. И. Деникиным в январе 1919 года возглавить Отдел пропаганды Особого совещания (фактически деникинское правительство). Дело Парамонов собирался поставить на широкую ногу: в Отделе (по сути, министерстве) пропаганды были образованы подотделы – издательский, художественный, кинематографический, агитационный, лекторский и так далее. Управляющий кинематографическим отделом В. А. Амфитеатров-Кадашев записал в дневнике впечатления о первой встрече с шефом: «энергичен, деловит, не любит даром тратить слов». Парамонов планировал строить отдел как коммерческое предприятие, а не бюрократическое учреждение.

Однако программа кадета Парамонова – привлечь к работе в Отделе демократические элементы, создать широкий антибольшевистский фронт – не встретила поддержки командования; к тому же генералы вмешивались в кадровые вопросы. Парамонова, привыкшего вести дело самостоятельно и с размахом, не устроило ни вмешательство в его компетенцию, ни скудное финансирование его ведомства. Уже в марте 1919 года он подал в отставку. Пропагандистскую войну белые, как известно, проиграли. Не было ли это их самым важным поражением?

А теперь – позволю себе немного личных воспоминаний. В 1994 году я впервые приехал в США, заниматься исследованиями в Стэнфордском университете; заведующая отделом редких книг библиотеки Ростовского университета, энтузиаст-библиограф Светлана Владимировна Кошеверова снабдила меня почтовым адресом Елпидифора Николаевича Парамонова, сына Н. Е. Было известно, что он живет в Лос-Анджелесе. Я отправил ему письмо; через день зазвонил телефон – Е. Н. набрал номер, даже не дочитав моего послания, и сразу же пригласил приехать. Договорились, что в Бербанке (один из аэропортов Лос-Анджелеса) он меня встретит с табличкой «Парамонов». Честно говоря, я не думал, что он будет встречать меня сам: все-таки тогда ему шел 86-й год. Увидев в аэропорту единственного по-европейски одетого человека – в брюках и рубашке, но в галстуке, высокого и подтянутого, я подумал, что табличка совершенно излишня. Не желая ждать лифта, Е. Н. легко поднялся на четвертый этаж гаража, где оставил машину. Дома стол был уже накрыт: несмотря на то что 75 лет Е. Н. прожил за границей, закуски и напитки не оставляли сомнений в происхождении хозяина и его жены Людмилы Ивановны. В тот приезд Лос-Анджелеса я так и не увидел. Два дня мы провели дома – или во дворе у бассейна – за разговорами. Е. Н. расспрашивал, осталась ли арка у входа в городской сад, что теперь находится в его детской в Парамоновском дворце… Родной город он покинул 19 декабря 1919 года. Число он запомнил хорошо. Ведь в этот день ему исполнилось 10 лет.

О дальнейшей судьбе Николая Парамонова и его семьи рассказываю по материалам парамоновского семейного архива и воспоминаниям Елпидифора Николаевича (в семье его для краткости называли Фор; да и трудно предположить, что иностранцы, среди которых Е. Н. провел почти всю жизнь, были бы способны выговорить столь экзотическое имя).

Итак, в декабре 1919 года Парамоновы перебрались в Новороссийск; в феврале 1920 года, накануне катастрофы деникинской армии, семья Парамоновых ушла в Константинополь на собственном пароходе «Принцип». Начались эмигрантские скитания. Пароход оказался единственным, что осталось от некогда многочисленного имущества. Но ведь не увезешь с собой рудники и мельницы.

Около года Парамоновы провели в Константинополе, живя на доходы от парохода, курсировавшего по маршруту Поти–Батуми. В начале следующего, 1921 года, когда стало ясным, что надежды на скорое возвращение в Россию беспочвенны, Парамоновы перебрались в Германию. Дело в том, что еще до начала Первой мировой войны Н. Е. Парамонов перевел в Германию задатки за шахтное оборудование. В связи с начавшейся войной поставки так и не начались; теперь он рассчитывал вернуть вложенные средства. Однако и эти надежды не оправдались: то ли мнение о деловой порядочности и обязательности немцев оказалось преувеличенным, то ли война и последовавшая за ней гиперинфляция разорила германских партнеров Парамонова.