Ростов-папа. Часть 2

Я разочарованно вздохнул — стоило ли с риском вляпаться в неприятности проникать в чужое жилище? Отсутствие результата, это, конечно, тоже результат, всё верно — однако такое положение дел меня совершенно не устраивало.

Ну вот никак не хочется возвращаться с пустыми руками, тем более интуиция подсказывала, что где-то я дал маху, что-то упустил.

Взгляд снова упал на корзинку, я положил её на колени и во второй раз стал перебирать содержимое.

Эх, пузырь, пузырёк, пузырёчек…

По какому-то наитию я откупорил его, поднёс к носу и принюхался.

Ох, твою ж налево… Не надо быть экспертом-химиком, чтобы по характерному миндальному запаху определить, что за жидкость налита в этот бутылёк.

Так-так, и для кого же учительнице французского языка вдруг так срочно понадобился цианистый калий…

Версию о самоубийстве выбрасываем сразу, ну не похожа Нина Савельевна на человека, который вдруг заторопился на тот свет.

В общем, кого-то будут травить и явно не крыс.

Попробуем выстроит логическую цепочку.

Гречаных — любовница Медика. С его подачи в камере был отравлен Тарас Андрюсенко. Идём дальше: отраву через дежурного передала неизвестная женщина, посылку с ядом из Ростова тоже привезла особа женского пола. Не знаю, сколько у Медика таких помощниц, но, отсекая ненужные детали бритвой Оккамы, вполне естественно предположить, что действовала одна и та же преступница.

Если Лёва не облажался — мы вышли на её адрес.

Теперь вдруг яд понадобился Нине Гречаных. Она — из бывших, наверняка с приходом Советской власти многое потеряла: деньги, положение в обществе и прочие блага. Возможно, её родня погибла в костре гражданской войны.

Другими словами — вряд ли Нина Савельевна испытывает особые симпатии к красным. И это вполне понятно.

А как она спрашивала меня — уж не гвардейский ли я офицер… С какой ностальгией по прошлому…

Что ж, расклад понятен. С вероятностью в девяносто процентов яд предназначен Будённому. По хорошему к делу необходимо привлекать ГПУ.

Вот только доказательств у меня нет, кроме пузырька с цианидом. Обвинений на этом выстроить сложно.

Хотя… Нина Савельевна принадлежала к тем людям, которые непременно ведут дневник, она просто не могла его не вести, её так воспитали, как и многих других из её круга. С этим дневником она делилась своими мыслями, мечтами, страхами и… быть может — планами.

Глава 15

В любой момент могли вернуться хозяйка дома или её квартирантка, поэтому пришлось проводить обыск в авральном темпе. Я уже не заботилсяо том, чтобы после моего вмешательства всё выглядело так как прежде, до того как мои очумелые ручки перевернули тут всё вверх дном.

Или пан или пропал. Обнаружат меня до того, как я надыбаю что-то более-менее ценное — поимею проблемы на филейную часть организма. Успею я — другой разговор.

С чего начать?

Тут всё просто, по классике — среди вещей в платяном шкафе. Если даже спустя сто лет деньги и драгоценности часто прятали именно там, что говорить про тёмные времена НЭПа…

Но нет… Нина Савельевна оказалась не так уж проста, в шкафу дневника не оказалось.

За это время меня никто не потревожил, и то хлеб.

Я исследовал кровать. Результат тот же, то есть нулевой. Дневника не обнаружилось.

Перерыл всё на, что упал взгляд. Пусто…

Прошёлся по комнате, даже подпрыгнул пару раз и прислушался. Ага! Есть контакт. Одна из половиц подозрительно скрипнула.

Быстренько скатал пёструю, словно сшитую из лоскутков, дорожку.

Есть!

В принципе, простенько и со вкусом. Небольшой пропиленный участок половицы, я поднял его и обнаружил под ним тайник.

Неплохо для преподавательницы французского. Понятно, что не сама обустраивала эту нычку, наверняка помогали — быть может, сам Медик.

Кто-кто в теремке живёт? То бишь в тайнике прячется…

Я сунул в него руку и стал извлекать улов.

Косынка, в которую аккуратно завёрнуты всякие побрякушки: золото, серебро, камушки… Чует моё сердце — всё это добро проходит по делам об ограблениях, совершённых бандой Медика.

Подарки даме сердца или спрятано на чёрный день?

Упс! На свет божий появился знаменитый короткоствольный «бульдог» — кстати, очень хорошая карманная машинка. За револьвером тщательно ухаживали и регулярно смазывали, что снова наводило на мысли о мужской руке.

А вот и самое ценное — дневник. Не дешёвый, в дорогой сафьянной обложке, пухлый — вёлся не один год.

Так и есть, первые записи датировались ещё дореволюционными временами. Страдания молодой барышни меня интересовали постольку поскольку, поэтому я пропустил эту часть и сразу перелистнул в конец.

И сразу облом всех обломов!

Ох ты ж ёшкин кот! А вот об этом я не подумал…

Большую часть личных записей Нина Савельевна вела на французском, в котором я был не бум-бум. Ну и где я сейчас возьму переводчика?

На английском худо-бедно, но прочитал бы. Школьная программа хоть и выветрилась из памяти, однако не полностью.

А вот с языком галлов ба-а-а-альшие проблемы. В мои времена он был уже не в моде.

Я взялся за обложку дневника и принялся трясти. К моим ногам упал пожелтевший листок бумаги.

Вряд ли его хранили просто так. Наверняка для хозяйки он представлял какую-то ценность.