Ротмистр

К счастью Ревину удалось избежать участия в этом параде буйнодействия. Он получил предписание выдвинуться к российской границе, чтобы встретить карету с каким-то особо важным и секретным грузом, содержание которого перед Ревиным не сочли возможным расшифровать.

– Извините, ротмистр, конспирация! – развел руками штабной полковник. И добавил, доверительно понизив голос: – Мне вас порекомендовали… Гм… Вы понимаете… Груз ни коим образом не должен быть утерян или, тем паче, попасть в руки к врагу! – полковник промокнул лоб платочком, – Я очень, очень на вас надеюсь, голубчик!.. Не подведите под монастырь!..

Завеса тайны над характером груза продержалась ровно столько, сколько длился разговор. Едва Ревин вышел из штабной палатки, как к нему подбежал горнист Дураков:

– Стало быть, за золотом поедем, ваше благородие?

– Ты-то почем знаешь?

– Дык, что я… Все знают, – Дураков переступил с ноги на ногу. – Жалование везут… Ассигнациями… Эт давно уж пора!.. Да царскую чеканку еще… Лазутчикам платить и пашам на подкуп… Турка-то, она наши ассигнации не жалует, ей золото подавай…

Специальным распоряжением Ревину разрешалось задействовать в сопровождение до сотни сабель, но он ограничился двумя десятками казаков. Ранним утром выступили на север. Налегке уйти не получилось, на хвост упала оказия: почтовый тарантас, вольноопределяющийся инженер с целой телегой скарба и офицер, отбывающий в отпуск по ранению, также везущий изрядно баулов и тюков. Поэтому тащились медленно с частыми остановками, кланялись каждому камню, и до приграничного сельца добрались только на третьи сутки далеко за полдень.

Сопровождавшего груз капитана Мурмылева Ревин отыскал на постоялом дворе. Тот, раскисший от жары и безделья, сидел в комнатушке на втором этаже, возложив ноги в грязных сапогах на окованный железом сундук, и вяло обмахивался фуражкой. Внизу резались в карты солдаты охранения. Появлению Ревина капитан обрадовался:

– Ну, наконец-то!.. Знали б вы, как мне обрыдло в этом клоповнике! Эти вечно пьяные канальи! Верите? Я целую неделю сижу здесь безвылазно, будто узник в одиночке, прикованный к чертовым кандалам, – Мурмылев в сердцах пнул сундук. – Мне, как заключенному, носят сюда еду и, пардон, ведро… Да-с! Ни на секунду не могу оставить без присмотра. Будто камень на шее!.. Ну, что же? Прикажите грузить и в путь!

– Я вполне понимаю ваше нетерпение, но есть два существенных момента. Во-первых, скоро ночь и выступить, боюсь, придется подождать утра. А во-вторых, извольте уточнить, куда вы намерены грузить сие имущество?

– А вы что же, без кареты?

– Я, признаться, привык все более верхом, – Ревин позволил себе улыбнуться.

– Как? Разве вам не передали? Моя карета разбита! Она выдержала только полпути и сюда мы добирались на чем придется. На простой телеге, прикрыв сундук рогожкой… Боже мой! Признаться-то стыдно!..

– Я постараюсь раздобыть какой-нибудь транспорт к утру, – пообещал Ревин. – Отдыхайте!..

Единственная карета с крытым верхом отыскалась у заезжего дьяка, занесенного на постоялый двор невесть каким ветром. Дьяк продавать карету отказался категорически, но после получаса уговоров заломил такую цену, что пришлось бы открывать сундук с деньгами.

– Дозвольте, вашбродие, – не выдержал Семидверный, – я поторгуюсь!

– Валяй! – Ревин махнул рукой.

Не долго думая, Семидверный сгреб дьяка за грудки и смазал по физиономии волосатым кулачищем. Аргумент оказался настолько убедительным, что цена сразу упала впятеро.

– Отставить, урядник! Будет вам…

– Жаль, – Семидверный поскреб костяшки. – Можно было бы еще поторговаться…

Дорога вилась серой змеей. Огибая кручи, петляла меж камней, переползала звонкие речушки. За спиной остался день пути и беспокойная ночь, проведенная под открытым небом. Спали вполглаза в обнимку с оружием, а едва забрезжил свет, тронулись в путь.

Некоторое время отряд сопровождал казачий разъезд, встреченный по дороге. Старшой с нашивками хорунжего порассказывал, что по слухам ходит в этих краях большая, до сотни сабель, банда. Учиняют резню, грабят обозы, угоняют скот. А после, одним им ведомыми тропами, рассыпаются по неисчислимым пещерам и ущельям, оборачиваются мирными крестьянами в деревнях, уходя от возмездия карательных экспедиций, как вода сквозь пальцы.

Мурмылев, сидевший рядом с кучером, нервно поежился, услыхав такие известия, расстегнул застежку кобуры.

– Как по-вашему, – спросил он Ревина, когда казачий разъезд со свистом и улюлюканьем унесся прочь, – следует нам ожидать нападения?

– Нападения следует ожидать всегда, – пожал плечами Ревин. – Уж коли угораздило случиться войне…

– Тем удивительнее ваше спокойствие… При таком уклончивом ответе…

– Помилуйте, капитан! Откуда же я могу знать наверняка?.. У вас были кампании за плечами?

Мурмылев вздохнул и покачал головой.

– Нет. Врать не стану… Постреливать приходилось, но на войне впервые.

– Хорошо, – кивнул Ревин.

– Что хорошо?

– Что не стали врать, и что приходилось постреливать. Да не переживайте вы так! Два десятка казаков это не такая легкая добыча! Верно, Семидверный?