Ротшильды. Их жизнь и капиталистическая деятельность

Майер-Амшель умер в 1812 году, не переставая заниматься своими делами вплоть до жестокой предсмертной болезни. Имея представителей своей фирмы во всех важнейших городах Европы, он сам жил безвыездно во Франкфурте, в старом доме, у подъезда которого нередко останавливались кареты министров и даже коронованных особ. Посетителей же вообще было бесчисленное множество, и Майер выслушивал каждого из них лично. Между собой и своими делами он не терпел никаких посредников, сам просматривал все счета, обсуждал все комбинации. Своими миллионами он пользовался более чем умеренно, жил замкнуто и проводил большую часть времени в семье, среди своих сыновей, внуков и внучек – довольно многочисленных. Каждый день после обеда он отправлялся на прогулку, выбирая почти всегда одни и те же улицы. Между прочим, у него было правило помогать каждому встретившемуся по дороге бедному, что доставило ему огромную популярность среди франкфуртской нищеты. Но особенно могли ликовать по поводу его успехов евреи. Пользуясь своим значением при дворе ландграфа, он постоянно защищал их интересы и даже выхлопотал им равноправие с христианами. Но и в этом деле он поступал с обычной своей сдержанностью: он терпеливо выжидал момента и затем бил наверняка; даже еврейская конституция появилась лишь за год до его смерти. О его проницательности ходят совершенно легендарные слухи. Уверяют, например, что он никогда не верил в продолжительность наполеоновского могущества, говоря на своем финансовом жаргоне: “Акции императора стоят гораздо ниже, чем за них платят”. В то же время он постоянно вел упорную, хотя и невидимую, борьбу с Наполеоном – на родном своем поприще, разумеется. Он поддерживал займами правительства, враждебные французскому, например, Данию, Кассель, Австрию; крупнейшие дела он вел с Англией – этим главным врагом Наполеона. Неужели же у него были политические симпатии, неужели “честный жид”, выбравшийся из мути и грязи франкфуртского еврейского квартала и достигший положения миллионера, почувствовал какую-нибудь и особенную симпатию к тому или иному христианскому правительству? Едва ли. Майер-Амшель мог любить Франкфурт, как свою родину, как постоянного свидетеля своих успехов, мог чувствовать благодарность к ландграфам гессенским, поставившим его на ноги, но чем был для него остальной мир? – Ареной борьбы, куда он высылал своих солдат – миллионы, ежедневно убеждаясь, что их могущество не меньше, чем могущество настоящих армий.

Рассказывают, что однажды Майеру-Амшелю, незадолго до его смерти, задали такой вопрос: “Скажите, что заставляет вас так усиленно работать, особенно теперь, когда вы и ваша семья более чем обеспечены?” На это первый Ротшильд серьезно отвечал: “Всякий должен делать свое дело, и я делаю его”. Он совершенно прав: всю жизнь делал он свое дело без горячности, без безумного риска, не увлекаясь неверной игрой или грандиозными спекуляциями. Если бы баловница-судьба не дала ему в руки гессенских миллионов, он все равно бы просидел всю жизнь за конторкой, выплачивая и получая десятки и сотни вместо тысяч. Он делал дело и только, – и его приходно-расходные книги велись бы одинаково аккуратно при любых обстоятельствах жизни.

Без всякого труда признаю я за первым Ротшильдом выдающиеся, скажем даже, исключительные финансовые таланты, его настойчивость, терпеливость, умение, выждав минуту, бить наверняка. Но, повторяю, я сомневаюсь, чтобы фирма Ротшильдов стала тем, чем она есть, не явись на сцену эти могучие кассельские 56 миллионов талеров золотом. В биографии Майера-Амшеля они занимают видное и даже исключительное место, почему, не выходя за пределы своей задачи, мы можем посвятить и их “биографии” хоть несколько строк.

Вот что рассказывают о их происхождении:

“Богатство ландграфов гессенских, значительное вообще, достигло невиданных размеров в средине XVIII века. Когда в 1785 году умер ландграф Фридрих II, он оставил своему наследнику наличными деньгами 56 млн. талеров. Каким путем ландграф скопил эту сумму, несмотря на роскошную жизнь, в которой он старался подражать Людовику XIV и его правнуку? Все свои деньги он получил из Англии, отдавая ей внаем или, вернее, продавая своих подданных. Так, в 1775 году он набрал у себя 12 800 рекрутов, которые были посланы для усмирения американских колонистов в Северные Штаты. По той же дороге вскоре отправились еще 4 тысячи гессенских солдат. Английское правительство жизнь 16 тысяч человек оценило в 22 миллиона, которые и были выплачены ландграфу. Сын Фридриха II, ландграф Вильгельм IX, держался политики своего отца, и новых 16 тысяч человек его подданных должны были покинуть родину и ехать воевать с Наполеоном: одни – в Испанию, другие – в Рим, третьи – в Египет. На сколько миллионов обогатилась гессенская касса в этом втором случае – неизвестно, но ведь Англия золота не жалела никогда”.