Роза и Рикардо

Федерико Саморра вышел из дома через черный ход. Он решил на всякий случай перебраться на другую тайную квартиру.

Что-то в его системе не сработало.

Кике никак не сообщал о выполнении приказа. Радиотелефон не отвечал.

Саморра, конечно, не мог знать, что при поспешном, паническом бегстве Кике выронил телефон и тот лежал теперь на дне глубокого оврага. Однако шеф чувствовал, что дело неладно.

Но это было еще не все. Бесследно исчез Гонсалес, которого Саморра-Манкони использовал для самых тонких, самых деликатных поручений. Связные побывали в квартире проповедника и сообщили, что она пуста. Слушатели, собравшиеся на проповедь в парке Чапультепек, были разочарованы: оратор не явился.

Люди Саморры, внедрившиеся в полицию, тоже ничего не могли сообщить. Хоть Вилмар Гонсалес и сидел в камере предварительного заключения в полицейском участке, но его анкетные данные не были занесены ни в одну картотеку. Дежурный инспектор под влиянием падре Игнасио отложил на сегодня все папки и занялся оперативной работой.

Саморра шел по людной Пасео де ла Реформа, делая вид, что разглядывает витрины магазинов, на самом же деле проверяя, нет ли за ним слежки.

Роза Линарес не спала всю ночь и лишь теперь, когда солнце светило в окна, наконец забылась тяжелым сном. Тут же, на диванах, расположились Лаура и Эрлинда. Феликс и Рохелио уехали по делам. Рикардо сообщил в свою страховую компанию, что сегодня прийти не сможет. Он боялся оставить Розу одну, боялся отойти от телефона, боялся, наоборот, подойти к телефону: а вдруг плохие известия?

Наконец у него от постоянных опасений начала раскалываться голова. Таблетки не помогали.

«Хватит бояться! — сказал он сам себе. — Этим делу не поможешь. Необходимо проветриться».

Он вышел на улицу и побрел куда глаза глядят. Вокруг сновали люди. Начался рабочий день, и все куда-то торопились. Его, идущего медленно, то и дело толкали.

«Как много людей вокруг, — подумал Рикардо. — Сотни, тысячи, толпы! И как среди них все равно одиноко и тоскливо. Хоть бы одно знакомое лицо мелькнуло!» И оно мелькнуло.

У одной из витрин на Пасео де ла Реформа Рикардо увидел своего бывшего сотрудника, работавшего когда-то начальником отдела их страховой компании. Рикардо обрадовался.

— Федерико! — окликнул он.

Старый знакомый вздрогнул, однако не обернулся. Тогда Рикардо решил позвать по фамилии:

— Саморра!

Тот уже много лет не слышал своего настоящего имени «Видимо, кто-то из далекого прошлого. Еще до тюрьмы. А раз так — бояться нечего». В самом деле: не убегать же вдоль по улице, точно зайцу. Это бы показалось подозрительным.

И Саморра оглянулся.

Каков же был его испуг при виде Рикардо Линареса: ведь он только что отдал приказ об убийстве обеих его дочерей!

Но уже через секунду преступник успокоился. Рикардо Линарес явно ни о чем не догадывался. Он просто шел поздороваться со старым сослуживцем, дружелюбно протягивая ладонь для рукопожатия.

Саморра улыбнулся в ответ так радушно, как только сумел:

— Линарес! Ты ли это? Как дела?

Лицо у того потускнело:

— Плохо, Федерико. Очень плохо. Похитили двух моих девочек.

— Что ты говоришь! Не может быть! У тебя ведь, кажется, были близнецы?

— Да. И ты представляешь, вчера они пропали. А потом приезжает этот француз и говорит...

«Какой еще француз? — подумал Саморра. — Это что-то новенькое. Не вмешался ли в дело Интерпол? Надо разузнать».

— Давай зайдем в кафе, — предложил он. — Выпьем что-нибудь, и ты все расскажешь.

Рикардо был рад, что может кому-то излить душу. И он согласился.

Комиссар полиции морского курорта Акапулько сеньор Гарбанса лично конвоировал в Мехико наемного убийцу по кличке Ниньо, Этот убийца, который сам по себе был лишь пешкой в сложной игре преступного мира, тем не менее представлял для полиции огромную ценность. Он был единственным из всех арестованных, кто знал в лицо главаря огромной и разветвленной преступной группировки, Альваро Манкони. В Мехико Гарбанса надеялся устроить Ниньо несколько очных ставок с людьми, арестованными по разным поводам, но подозреваемыми в связи с Манкони. Может быть, таким образом удастся что-нибудь разузнать о неуловимом и таинственном «шефе».

Ниньо понимал, что ему грозит очень большой срок, если не высшая мера наказания. Поездку в Мехико он воспринимал как свое последнее свидание с гражданской жизнью. Пристегнутый наручниками к руке Гарбансы, он жадно смотрел в окно полицейского автомобиля: быть может, ему больше никогда не увидеть солнечных улиц, скверов, магазинов!

Понимая, что полиция пока в нем нуждается, он позволил себе покапризничать.

— Жарко, пить хочу, — канючил он. — В горле пересохло.

— Ладно уж! — махнул рукой Гарбанса и приказал водителю остановиться. — Только без шуточек, понятно?

Они вышли на Пасео де ла Реформа и заглянули в первое попавшееся кафе.

Вдруг глаза Ниньо расширились, и он с силой потянул комиссара обратно к выходу.

«Хочет бежать? — подумал Гарбанса. — Безумец! Мы же с ним соединены наручниками».

Ниньо весь трясся и не мог произнести ни слова.

— Та-та-там... — заикался он.

— В чем дело? Ну?