– Мне пришла в голову ужасная мысль, – сказал Кольберг. – Вот уже пять дней, как в этом году открылся сезон раков, а ты еще наверняка не съел ни одного рака. Или, может, у них в Венгрии тоже есть раки?
– Если даже и есть, мне об этом неизвестно, – ответил Мартин Бек. – По крайней мере, я ни одного не видел.
– Оденься. Я уже заказал столик.
В ресторане было много народу, но для них в уголке был зарезервирован столик с соответствующими аксессуарами для поедания раков. У каждого на тарелке лежала бумажная шапочка и бумажная салфетка с отпечатанным красной краской стишком. Они сели, и Мартин Бек хмуро посмотрел на свою шапочку из синей гофрированной бумаги. У нее на козырьке из блестящего картона золотыми буквами было написано слово «Полиция».
Раки были исключительные, поэтому за едой Мартин Бек и Кольберг говорили мало. Когда они все уплели, Кольберг остался голоден, потому что он всегда был голоден, и заказал еще жаркое из вырезки. Они ждали, когда его принесут, и Кольберг сказал:
– Там было четверо мужчин и одна женщина в тот вечер, когда он уехал. Я написал тебе список. Он у меня наверху в номере.
– Отлично, – сказал Мартин Бек. – Это было трудно?
– Да нет. Мне помог Меландер.
– Ты смотри, Меландер. Сколько времени?
– Половина десятого.
Мартин Бек встал и оставил Кольберга наедине с жарким из вырезки.
Меландер, понятно, уже находился в постели и Мартин Бек терпеливо слушал телефонные гудки, пока на другом конце не раздался знакомый голос.
– Ты уже спал?
– Да, но это неважно. Ты уже дома?
– Нет, я в Мальмё. Что ты узнал об Альфе Матссоне?
– Я сделал все, о чем ты просил. Хочешь услышать прямо сейчас?
– Спасибо, хотелось бы.
– В таком случае подожди минутку.
Меландер пропал, но вскоре снова появился.
– Я все это записал, но оставил записи в служебном кабинете. Попытаюсь, если смогу, восстановить по памяти, – сказал он.
– Чтоб ты да не смог, – бросил Мартин Бек.
– Речь идет о вторнике, двадцать первом июля. Утром Матссон зашел в редакцию, где взял у секретарши билет на самолет, а в кассе получил четыреста крон наличными. Потом поехал в венгерское посольство за паспортом и визой, а оттуда – домой на Флеминггатан, где уже, возможно, уложил чемодан. Наверняка переоделся. Утром на нем были серые брюки, серый блузон из джерси, синий трикотажный блейзер без лацканов и бежевые мокасины. Днем и вечером на нем были летний серо-синий костюм, белая рубашка, черный галстук, черные полуботинки и бежевый поплиновый плащ.
В телефонной кабине было душно. Мартину Беку удалось нашарить в кармане какой-то обрывок бумаги, и теперь по ходу доклада Меландера он царапал кое-какие пометки.
– Да, продолжай, только медленнее, – сказал он.
– В четверть первого он поехал на такси с Флеминггатан в ресторан «Оловянная кружка», где пообедал в обществе Свена Эрика Молина, Пера Кронквиста и Пиа Больт. Ее имя Ингрид, но все называют ее Пиа. За едой и после выпил много пива. Пиа Больт ушла в три часа, они остались втроем. Через час, около четырех, пришли Стиг Лунд и Оке Гуннарссон и подсели к их столику. Тут уж они принялись за напитки покрепче. Альф Матссон пил шотландское виски со льдом и водой. За столом разговаривали на обычном журналистском жаргоне, но официантка припоминает, что Матссон говорил о своей командировке. Куда он должен был ехать, она не знает.
– Он был пьян? – спросил Мартин Бек.
– Ну, наверное, немножко пьян, но не так, чтобы по нему это было видно. По крайней мере, не тогда. Ты можешь минутку подождать?
Меландер опять исчез. Мартин Бек распахнул дверь телефонной кабины и за то время, что ждал Меландера, впустил внутрь немного воздуха. Меландер вернулся.
– Я только ходил надеть халат. Так на чем мы остановились? Да, «Оловянная кружка». В шесть часов компания, то есть Кронквист, Лунд, Гуннарссон, Молин и Матссон, ушла и на такси поехала в ресторан «Уютное местечко», где они ужинали и пили. Разговоры в основном шли об общих знакомых, женщинах и выпивке. Альф Матссон уже прилично опьянел и очень громко комментировал достоинства и недостатки гостей женского пола в ресторане. В половине десятого все пятеро сообща поехали на автомобиле в «Оперный погребок». Там пьянка продолжилась. Альф Матссон пил виски. Пиа Больт, которая уже была в «Оперном погребке», подсела к Матссону и четырем остальным. Около двенадцати из ресторана ушли Кронквист и Лунд, а около часа ночи Пиа Больт вместе с Молином. Все были пьяны. Матссон и Гуннарссон оставались там вплоть до закрытия, и оба были очень пьяны. Матссон едва держался на ногах и приставал к женщинам, находящимся среди гостей. Мне не удалось выяснить, что происходило дальше, но, очевидно, он уехал домой в такси.
– Никто не видел, как он уезжал?
– Нет, из тех людей, с которыми я беседовал, никто. Большинство гостей, которые тогда разъезжались, были в разной степени опьянения, а персонал спешил.
– Большое тебе спасибо, – сказал Мартин Бек. – Ты мог бы сделать для меня кое-что еще? Зайди завтра утром в квартиру Матссона и посмотри, нет ли там серо-синего костюма, в котором он был в тот вечер.